А дальше слово главному герою:
– Как только мы прибыли на место расположения части, меня сразу поставили на «ЗиЛ», машина, судя по боковым вмятинам, уже прошла «обкатку». Но я человек подневольный, возникать не стал, что дали, то и хорошо. Надо было два раза в день, утром и вечером, возить солдат из части на КПП и обратно, ну еще ездить при всяких непредвиденных случаях типа за продуктами на базу, а один раз даже за боеприпасами. Обычная служба. Там до нас была мясорубка и после, а когда мы там оказались, как раз наступила тишина. Понятно, все расслабились.
Утром я, значит, как обычно, везу смену, прилично уже так отъехал, а в глаза будто кто соли насыпал, не выспался, до двух ночи резались в карты, веки сами слипаются, массирую кулаком, толку ноль. Потер в очередной раз веки и застыл, остановился, даже двигатель выключил. В лобовое стекло невесть откуда стали биться голуби. Много белых голубей. Облепили всю лобовуху. Я открыл дверцу, вышел, чтобы прогнать, глянь, а их нету. Думаю, все, спятил.
Выругался, полез в кабину, и уже ногу занес, когда боковым зрением заметил железяку под передним колесом, развернулся, мама родная, а это мина. И так классно зарытая, что и незаметно с дороги. Я сразу обмяк весь. Вспомнил мать, дом. Родню свою. Когда мама меня провожала, все пыталась крестик повесить на шею, мол, он сбережет тебя, я отмахнулся, куда мне? До первой драки? Тогда она исхитрилась и сунула мне маленькую иконку в пластиковой упаковке, бери, говорит, носи где-нибудь в потайном кармане. Там Сергий Радонежский изображен. Я тогда ухмыльнулся – тезка. А она так серьезно – покровитель. Твой небесный защитник. Ну я чтобы ее не расстраивать, взял. А тут достал, поцеловал, посмотрел вокруг, как раз рассвет занимался, обычный будний день, и так что-то меня прошибло, даже молитву вспомнил, ну и от себя сказал: «Господи, спасибо тебе. Я обязательно что-нибудь хорошее сделаю, раз ты меня ни за что ни про что сберег». Солнечно так стало, но долго любоваться рассветом не дали, солдаты из кузова стали спрыгивать, разборки толкать, ты что это самовольный перерыв устраиваешь, мы еще полчаса назад должны были заступить на смену. Я показываю на мину. Они застыли… ну а дальше неинтересно, саперы приехали, все аккуратно вытащили, мне какую-то благодарность выписали. Через две недели нас вернули обратно в Нижний Тагил, где я и дослуживал, там мне аппендицит удалили и много чего произошло.
После дембеля Сергей, как имеющий льготу, поступил в университет и выучился на юриста. Работал судебным приставом, потом в милиции. Сейчас – частный предприниматель, женат, вместе с женой воспитывает троих или четверых детей, по совету духовника помогает заключенным из близлежащей исправительной колонии…
Язык войны
В церковь Гришу привела мама, когда ему, студенту третьего курса исторического факультета, пришла повестка в военкомат. Покрестился, причастился, как сам говорит, в экстренном порядке. Перед медкомиссией хотел было крестик снять, непривычный все-таки атрибут того времени, но сказали: «Не стоит».
О том, что служить ему придется в Афганистане, узнал на таджикской границе. Новобранцы-сибиряки вышли из самолета и увидели непривычный их глазу пейзаж – пустынные пески, людей в халатах, как им показалось, банных, и с полотенцами на голове, вдалеке пасущихся животных, похожих на оленей, позже узнали – ослы…
Привыкнуть к климату не успели, четыре дня им дано было на то, чтобы пройти спецподготовку, после чего их экипировали и направили в «горячую точку».
– Кандагар, – вспоминает он, – очень красивый город, основанный во времена Александра Македонского, там удивительные природа и климат, когда бродил по окрестностям, казалось, попал в библейские времена и одежда людей очень похожа на ту, которую описывают историки. Все время не покидало ощущение, что вот-вот встречу Иоанна Предтечу, и даже непривычно ежился от мысли, что не знаю языка и ничего не смогу ему сказать…
Но очарование дивным краем прошло после первого же боя.
– Когда мы устроились на привал после длительного перехода, на нас напала группа или, как их там, банда бородатых мужиков. Я даже не понял, кто они и откуда и почему им непременно надо нас убить. У одного был такой взгляд, как будто на меня смотрела сама преисподняя. В глазах – лютая ненависть, до сих пор в холод бросает, когда вспомню… В общем, потери мы понесли приличные, причем, что странно, погибли наиболее подготовленные ребята, те, кто занимался карате, борьбой, прыгали с парашютом, а «ботаники», как я, остались целыми и почти невредимыми. Меня после этого боя долго тошнило и хотелось помыться. Не так, как в армии – общий душ, а грезилась баня. Но Афганистан и баня понятия несовместимые.
Уже после, в процессе службы, я стал узнавать, что это за страна такая и люди. И от этих знаний стало мне, откровенно говоря, не по себе. По менталитету, развитию основное население застряло в Средневековье. Многие верят в черную магию, носят с собой амулеты вроде зубов кобры, как стихи, шепчут заклинания.
Считается, если придешь в гости к местным, то они обязаны тебя принять, накормить-напоить. Хотя какая там еда – чай да лепешки. Улыбаются, все хорошо, а как уйдешь, могут догнать и убить. Дома – ни-ни, а за порогом можно. Вот это «нож в спину», что так противно нашему человеку, у них считается едва ли не нормой. А может, и правилом, кто их там знает. И такая двойственность во всем. Помню, в каком-то городке был праздник и плов раздавали прямо на улице. Всем подряд. Ну пошли наши солдатики, я остался в части, брезглив я от природы, уж лучше буду голодным сидеть, чем питаться вот так, ну а есть ребята попроще. Люди как люди. Я их не осуждаю. Каждому свое. Пришли они на площадь, им в пиалы положили из другого котла, при этом раздающие так широко улыбались, ешьте, мол, праздник у нас. Они взяли, но не пришлось им по вкусу, хотя солдатские желудки, известное дело, даже гвозди перемалывают, а тут что-то не то. Один товарищ пересыпал плов в газетку и принес в часть, а мы как раз базировались в здании госпиталя, где много техники всякой, микроскопы, колбы, мензурки… стали рассматривать внимательно «плов», а это рис с мелко покрошенным кирпичом. Вот оно восточное гостеприимство.
На войне как войне. Мечта одна – вернуться домой живым. А тут меня назначили старшим разведгруппы после того, как предыдущая – вся – не вернулась с задания. Я не то чтобы трус, но просто мне впервые в жизни по-человечески захотелось жить. Причем жить у себя дома. Плен хуже смерти. И тут стал я думать о Боге, молитвы, конечно, никакой не знал. Все мои богословские познания ограничивались двумя словами на нательном крестике – спаси и сохрани. Это главное. И я стал от себя молиться, так честно, как просят дети. Накатила на меня какая-то волна, сначала стало все безразлично, но я снова вернулся к теме смерти, не хотелось родителей огорчать, а больше всего бабушку. Она у меня мировая! Заслуженный донор, между прочим. Это сколько жизней спасла, получается. Ну я так по-наглому, по-другому просто не умел тогда, думаю про себя: «Господи, уж прости, но хотелось бы, чтобы вся моя группа выжила». Конкретно так по именам прошелся. Просил я, чтобы Бог научил меня, как вести себя в тех условиях. Бывало и такое: разведчики все сделают, возвращаются обратно и на мине подорвутся или гюрза сразу двух угробит. Страшное дело – война, особенно когда не знаешь ничего о той местности, где воюешь.
