Как раз наутро к нему прорвалась Стази, и он не посмел обнять ее в несвежей рубашке.
Но Стази, пораженная увиденным, казалось, даже не обратила на это внимания.
– Ты не представляешь, что творится вокруг! – восклицала она с несвойственным ей прежде энтузиазмом. – Улицы уже на подходе забиты народом! И не только мужчины, полно девушек. Я говорила с ними – каждая надеется получить место машинистки, или секретарши, или просто уборщицы!
– Нам нечем платить им.
– Да кого это волнует, Федор!
– И кормить их нам нечем.
– Вот что значит военный! – Стази рассмеялась, и в этой закинутой голове Трухин с болью увидел ту Стази, которой она, должно быть, была когда-то. – Возьми меня – и я все придумаю.
Повисла пауза. Соблазн был велик, но Трухин давно запретил себе даже в мыслях связывать Стази с их деятельностью. Но заминка Трухина была связана совсем не с этим, а с тем, что на какую-то долю секунды в этом запрокинутом смеющемся лице он вдруг вспомнил другое лицо, виденное мимолетно… но где? Когда? Это был тоже военный, но какая-то частная компания, кажется, обед… Нет, слишком много было и обедов, и военных…
– Нет. Для этого есть Верена. Кажется, они уже организуют общественную кантину на офицерских пайках.
Дверь распахнулась, и в кабинет ворвались две девушки, почти девочки, явно из лагеря. Они неприязненно и почти с вызовом оглядели стоявшую у стола Стази, задержав взгляды на ее платье.
– Мы пришли и останемся здесь.
– Никуда не уйдем, хоть стреляйте, – добавила другая.
Трухин с улыбкой смотрел на них, отмечая и худобу, и – с другой стороны – подвитые волосы, и вполне приличные чулки.
– Что умеете делать?
Девушки растерянно переглянулись. Было ясно, что угнали их еще школьницами, и делать они не умеют ничего.
– А все. Что скажете, то и будем.
– Тогда, может быть, поможете мне составить должностные инструкции для офицеров отдела управления?
Стази вспыхнула.
– Зачем ты так?! Девочки, вы не по адресу. Идите в хозроту и скажите, что генерал Трухин просил вас устроить. Идите-идите, не пожалеете.
Девушки вышли, и Трухин нахмурился.
– Генералы не просят, а приказывают. Почему ты считаешь себя вправе распоряжаться здесь от моего имени. Посмотри, что творится! – Он махнул рукой назад, и Стази увидела огромные мешки из-под муки, из которых вываливались письма. – У меня десять человек занимаются только почтой. У меня армия, которой нет, но которую надо создать любой ценой. Только имея армию, мы сможем еще каким-то образом разговаривать с немцами, союзниками и Сталиным, только в армии наше спасение…
– Ты… вы хотите противопоставить себя всем троим? – в ужасе пробормотала Стази.
– Мы не нужны никому. Власов, вероятно, надеется на что-то еще, я – нет. Так что, прошу тебя, не приходи сюда. Лучше не приходи вообще. Вот мое жалованье за два месяца, возьми и сними гарсоньерку где-нибудь на окраине…
– И ты будешь осчастливливать меня там, как какую-нибудь Виолетту?
– Опомнись, Стази, что с тобой?
– А с тобой?
– Трудно создавать что-либо без веры, моя девочка. Веру отняли у меня давно, для самообмана я слишком неглуп, а расчетливость мне претит. Эйфория – тоже наркотик, но чем мы будем поддерживать ее завтра, месяц, полгода спустя? Ах, лучше бы тебе раствориться!
– Все равно в каких только списках немецких меня нет!
– Списки будут жечь, когда начнется хаос. Во всяком случае, шансы у тебя есть.
– У меня их нет, ибо у меня нет родины и семьи, а есть только ты. И больше не говори об этом. А деньги я возьму и квартиру сниму. По крайней мере ты сможешь там отдыхать.
Но отдыхать было некогда. Помимо канцелярии и штаба, на Трухине лежали все вооруженные силы, то есть живые люди. Те люди, которые были не просто солдатами, а добровольно жертвующими последним, что у них оставалось, – жизнью. И хотя Трухин не разделял лозунг, появившийся неизвестно откуда: «Наша сила – это наша идея, и наше оружие – это наше слово», он вынужден был признать, что это почти правда. И от него зависело подкрепить этот лозунг чем-то более материальным.
В эти дни он еще больше сдружился с Баерским, чьи широкие скулы и большой узкий рот чем-то напоминали ему Тухачевского. В Баерском привлекала тщательно скрываемая вера в свою правоту и не декларируемая, но чувствуемая всеми верность долгу.
– Поздравляю вас генерал-майором, – по-старинному приветствовал он Баерского по приезде в Далем. – И моим заместителем. Согласны?
– Могли бы и не спрашивать.
– Тогда отлично, теперь мы ровня, и работа пойдет, надеюсь, вдвое быстрей. Вот, ознакомьтесь со штатным расписанием. На должностях начотделов у нас комбриг, четыре полковника, три подполковника, два майора, военинженер второго ранга и один каперанг.
– И что у них с образованием? – тут же надавил на больное умница Баерский.
– С этим хуже. Высшее и академическое – только у шестерых.
– М-да, негусто. А что с разведкой?
– Заведует подполковник с Ленинградского фронта. Плюс две школы и программа подготовки более пятисот агентов, в том числе и руководителей партизанско-повстанческого движения под нашими лозунгами.
Баерский долго мерил шагами кабинет и машинально тянулся к портсигару.
– Да курите, не мучайтесь. Я понимаю ваши сомнения, но даю вам слово офицера, что к зиме мы можем точно рассчитывать на никак не меньше, чем на полмиллиона человек, разумеется включая уже служащих в рейхсвере.
В лагерях не менее миллиона, часть – точно наша. В самое ближайшее время начнется изъятие всех русских подразделений из немецких частей – это около шестисот тысяч. Плюс русские рабочие в Германии. В общем, мы имеем шанс спокойно сформировать тридцать дивизий. Но давайте лучше говорить о первых десяти.
– Неизбежен вопрос о качестве офицеров.
– Увы. Возможности у нас не наполеоновские. Видимо, придется создать ряд ускоренных офицерских курсов и школ для младшего командного состава…
– Пойдем по пути большевиков, – грустно заметил Баерский.
Трухин закусил губы.
– Что ж, они с этими командирами уже стоят на немецкой границе. Ничего страшного. Затем авиачасти, это Мальцев, потом танковый полк.
– А матчасть немцы на блюдечке принесут?
– Надеюсь, мы и сами добудем на фронте.
– Федор Иванович! – В голосе Баерского прозвучала почти мольба. – Опять? «А винтовку в бою добудешь»?! Как же так?
– Обычные действия армии, воюющей в полной изоляции от остального мира. Наше с вами дело – создать и обучить. И еще – получить участок фронта, независимый от немцев. И тогда мы встанем на ноги после первых же столкновений. Я знаю, как дерутся в
гражданскую
войну. К тому же боевой успех всегда ведет за собой и перемену обстановки политической.
