— Может быть. Я всем помогаю, а что?
— Вспышка не работает! — пояснила я со вздохом. — Совсем.
— Заряжен?
Она вертела аппарат, разглядывая его со всех сторон.
В распахнувшуюся в очередной раз дверь вошла Шубарова, сопровождаемая невысоким мужчиной в мятом кожаном плаще.
— Да, пленка чистая, только вставили. — Теперь я играла робкую неумеху, способную только надавить на кнопку.
Шубарова с сопровождающим направилась к середине зала, и к ним подошел молодой человек с бумагами в руках.
— Не работает?
Лоточница в сомнении переводила взгляд с фотоаппарата на меня и обратно.
«Билеты! — поняла я. — Так и есть, регистрацией занимался посыльный».
— Нет! — пожала я плечами.
Сопровождающий открыл кейс, подперев его коленом, уложил туда бумаги и отдал посыльному. Шубарова что-то говорила, любезно улыбаясь.
— И не будет! — заверила меня лоточница. — Потому что вы ее не включили.
Он кивнул и, заложив руки в карманы плаща, направился в мою сторону.
Я почувствовала, как сильно трепыхнулось сердце.
— Правда?
— Конечно!
Фотоаппарат в ее руках зажужжал и полыхнул белой молнией.
— Все в порядке.
Я повернулась спиной к подходившему Джентльмену и, с признательностью глядя на лоточницу, попросила:
— Сфотографируйте меня, пожалуйста!
Она пожала плечами и, вскинув «Кодак» к лицу, прицелилась. Снова полыхнуло прямо в глаза.
— Спасибо!
Сжав обеими руками ставшую вдруг драгоценной игрушку, я четко выполнила поворот налево и, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не побежать, пробилась сквозь встречный людской поток на улицу. В дверях оглянулась — моя консультантша с недоумением смотрела мне вслед, а рядом с нею, с недовольным выражением лица, высматривал что-то на лотке мой дорогой, почти любимый сейчас Джентльмен.
Обегая вокруг здания аэровокзала, я переживала ощущение собственной быстроты, ловкости, уверенности, собранности, решительности, удачливости. Я почти любовалась собой и своими действиями, как это иногда бывает в хмельной эйфории.
Дверь служебного входа в торце была не заперта, длинный коридор — безлюден и почти не освещен — все приготовлено, все для меня, только действуй.
Четырьмя прыжками преодолев два лестничных марша, я оказалась на галерее второго этажа, над залом, где только что заполучила фото Джентльмена. По углам в жестких дерматиновых креслах сидели размякшие от ожидания люди. Продавщица в аптечном киоске зевала от скуки. Шубаровой с присным ни здесь, ни внизу не было. Соседний зал. Кафетерий, видеосалон, галерея — вот они! Внизу, на противоположной стороне, у касс. Выбрала место на галерее, откуда четко видны их профили. Сюда бы телеобъектив! Ничего, на карточке большого формата будут вполне узнаваемы. Делаю один за одним несколько снимков. Вот если б еще направленный микрофон на ограждении пристроить! Но их и в милиции негусто. А честному частному российскому детективу и вовсе взять негде. О чем же они так увлеченно беседуют? Шубарова и Джентльмен. Вспомнила ее выкрики: «Подонки!», «Негодяи!». Надо же! Ай да мадам!
Черт дернул меня не оглядеться раньше! Увлеклась, профессионалка! Добрый молодец совсем недалеко уже, потихоньку движется ко мне. А у самого хвост струной, нос по ветру, уши торчком и в глазах блеск. Все, будто у охотничьего пса при виде дичи. Подстраховался Джентльмен, охрану себе организовал. Как я об этом не подумала? Ой, Та-нечка, уноси свои подошвы!
А дальше — все, как в том анекдоте: я в переход — он за мной, я по галерее — он за мной, я носом в служебную дверь и сразу — на лестницу, прижалась к стенке, дрожу, словно овечий хвост, и слушаю шлепанье его башмаков по коридору. Сунулся сюда, и вместо того чтобы дать ему сбежать вниз, а самой, по всем правилам, двинуть в обратную сторону, протягиваю ногу. Мало что видя со свету, он задевает за нее и классически гремит по ступеням. Фиг тебе, а не фотоаппарат, счастливого пути!
Как я очутилась на улице — неведомо. Помню только, что, галопируя вниз с галереи, едва не смела на лестнице мужика в полушубке со здоровенным рюкзаком в руках. И что орал он мне вслед что-то нехорошее. На церемонии не было времени. Лопатками чувствовала погоню так явственно, что кровь, казалось, кипела от адреналина.
На улице кинулась к грязненькому «Москвичу» с желтым фонариком на кабине, вбилась вовнутрь, гаркнула оторопевшему хозяину:
— Быстро, к черту, к дьяволу, за поворот, по дворам, куда хочешь, только в темпе! — и мазнула ему под носом сотенной бумажкой.
Реакция и обоняние у него оказались хорошими. По-сельскохозяйственному взревев, машина лениво тронулась с места. Извернувшись корпусом на сто восемьдесят градусов, я увидела, что из аэровокзала, прихрамывая, выскочил мой преследователь и, придерживая одну руку другой, поскакал к стоящей неподалеку «бээмвэшке».
— Быстро, отец, — торопила я своего извозчика, — а то с меня сейчас шкуру спустят, не раздевая!
— Да что ж тебя угораздило-то! — бурчал он, манипулируя рычагами и педалями, косясь на сотню, подрагивающую поверх приборной доски.
— Так вот, гораздило, гораздило и угораздило!
Он, кособоча на сторону отвисающую челюсть, тоже оглянулся. «Бээмвэшка» с трудом выдиралась из ряда вплотную стоящих к ней машин.
— Эти, что ль?
— Они!
Трясясь, лязгая металлом и зубами, мы весело катили по дороге к повороту.
— Слушай внимательно, отец, — быстро и убедительно взялась я за инструктаж, — сразу после поворота тормознешь, я вывалюсь, а ты дуй что есть мочи, там дорога под горку пойдет. Ты дуй куда-нибудь подальше и не останавливайся нигде, помни — эти, что сзади, попадись ты им, из тебя и твоей колымаги могут сделать винегрет.
— Я по дворам, по дворам! — кричит он, поворачивая. А ничего, разбежалась машинешка. Бетонная стена — ограждение летного поля — все дальше отодвигалась от дороги и окончательно увернула вправо. Сзади пока было пусто.
— Стой! — скомандовала я и едва не треснулась лбом о лобовое стекло. Хороши тормоза!
— Удачи тебе, отец! — крикнула, выскакивая из машины. Он что-то запричитал в ответ, терзая рычаг передач. Взвыв, «Москвич» принял с места и покатил, набирая скорость. Я махнула через дикий газон к стене и едва успела укрыться за ее углом, как мимо со свистом пролетела «бээмвэшка» с преследователем. Что будет!
Будь что будет, а рисковать пришлось. Стараясь сохранить дыхание и чистоту одежды, я затрусила по тропинке вдоль стены обратно к аэровокзалу, видная с дороги как на ладони. Времени до объявления посадки на питерский рейс оставалось в обрез.
Выскочив к накопителям, я резко сменила темп и двинулась вдоль стеклянной стены вальяжной, неторопливой походкой.