В пути Джайлз молчал и внимательно прислушивался к окружающим, которые будут его товарищами на следующие двенадцать недель. Водитель автобуса из Филтона, полисмен из Лонг-Эштона, мясник с Брод-стрит, строитель из Нэйлси и фермер из Винскомба.
Как только новобранцы выгрузились, капрал перевел их в уже поджидавший автобус.
– Куда едем-то? – поинтересовался мясник.
– Скоро узнаешь, паренек, – ответил ему капрал, и стало ясно, откуда он родом.
[9]
Автобус почти час тащился через Дартмур, пока не исчезли последние дома; потянулась безлюдная местность, и лишь одинокий ястреб кружил в небе, высматривая добычу.
Наконец они притормозили перед группой унылых строений с выцветшей вывеской «Ипрские казармы: военно-тренировочная база Эссекского полка». Это не укрепило боевой дух Джайлза. Из будки вышел солдат и поднял шлагбаум. Они проехали еще сотню ярдов и остановились посреди учебного плаца, где их поджидала одинокая фигура.
Когда Джайлз выбрался из автобуса, он очутился перед военным гигантского роста и с широченной грудью, который будто пустил в этот плац корни. На груди сверкали три ряда медалей, а под левой мышкой торчала трость, но Джайлза поразили бритвенно острые стрелки на брюках и ботинки, надраенные так, что Джайлз видел свое отражение.
– Добрый день, джентльмены, – загремел здоровяк на весь плац, и Джайлз подумал, что вот уж кому не понадобится мегафон. – Меня зовут старший сержант Доусон, для вас – сэр. Моя обязанность – всего за двенадцать недель превратить вас из неорганизованного сброда в боевой отряд. К концу срока вы сможете называть себя солдатами Эссекского полка, самого доблестного на передовой. Все эти двенадцать недель я буду вам матерью, отцом и возлюбленной и смею вас заверить, что цель у меня в жизни одна, а именно: гарантировать, что, когда вы встретите своего первого немца, вы уложите его раньше, чем он вас. Это превращение начнется завтра в пять утра. – По строю пронесся стон, однако старший сержант и ухом не повел. – Пока же капрал Маклауд отведет вас в столовую, после чего вы обустроитесь в казарме. Хорошенько выспитесь, потому что при нашей следующей встрече вам понадобится каждая унция энергии. Выполняйте, капрал.
Джайлз засел над рыбной котлетой, не знавшей соли, и после глотка тепловатой коричневой воды, означавшей чай, поставил кружку на стол.
– Что, не будешь котлету? – осведомился сосед. – А можно мне?
Джайлз кивнул, и они обменялись тарелками. Тот не проронил ни слова, пока не доел.
– Я знаю твою маму, – сообщил парень, прожевав.
Джайлз присмотрелся к нему, прикидывая, как это возможно.
– Мы поставляем мясо для Мэнор-Хауса и Баррингтон-холла, – объяснил тот. – Мне нравится твоя мама. Такая славная леди. Кстати, я Бэйтс, Терри Бэйтс. – Он крепко пожал руку Джайлзу. – Вот уж не думал не гадал, что окажемся рядом.
– Ну-ка, ребята, живо на выход, – скомандовал капрал.
Новобранцы вскочили со скамей и последовали за капралом через плац к ниссеновскому бараку
[10]
с намалеванной надписью «МАРНА». Еще одна славная битва Эссекского полка, как объяснил капрал, отворяя дверь их нового дома.
Тридцать шесть коек, по восемнадцать у каждой стены, были втиснуты в пространство не шире гостиной в Баррингтон-холле. Джайлза поместили между Аткинсоном и Бэйтсом. Очень похоже на школу, подумал он, хотя в последующие дни столкнулся с некоторыми отличиями.
– Шабаш, ребята, пора раздеваться и дрыхнуть.
Задолго до того, как улегся последний новобранец, капрал выключил свет и гаркнул:
– Всем спать! Завтра трудный день!
Джайлз не удивился бы, добавь тот, как староста Фишер из его школы: «Никаких разговоров после отбоя».
Свет, как и было обещано, зажегся в пять утра; впрочем, у Джайлза не было времени взглянуть на часы, когда старший сержант Доусон вошел в барак и заорал:
– Последний, кто поставит ноги на пол, будет первым на штыке у фрица!
Множество пар ног мгновенно ударили в пол, а тот промаршировал по бараку, звонко лупя тростью по койкам тех, кто еще не успел.
– А теперь слушать, и слушать внимательно, – продолжил он. – Я дам вам четыре минуты умыться и побриться, четыре минуты заправить койку, четыре минуты одеться и восемь минут позавтракать. На все про все двадцать минут. Языком чесать категорически не советую, потому что время пойдет, да и к тому же я здесь единственный с правом голоса. Это понятно?
– Яснее некуда, – обронил Джайлз, и это вызвало удивленные смешки.
Старший сержант мигом нарисовался перед ним.
– Когда разеваешь рот, сынок, – пролаял он, опустив трость на плечо Джайлза, – мне хочется слышать только «слушаюсь, сэр», «никак нет, сэр», «не стриги меня пока, дам я шерсти три мешка, сэр».
[11]
Ясно?
– Так точно, сэр, – ответил Джайлз.
– Не слышу тебя, сынок.
– Так точно, сэр! – гаркнул тот.
– Уже лучше. Теперь шагом марш в умывальную, живчик, пока не угодил на гауптвахту.
Джайлз понятия не имел, что такое гауптвахта, но прозвучало это не сказать, чтоб соблазнительно.
Джайлз еще только вошел в умывальную, а Бэйтс уже выходил. К тому времени, как он побрился, Бэйтс успел заправить кровать, одеться и был на пути в столовую. Когда Джайлз наконец догнал его, он сел напротив.
– Как тебе удается? – восхитился Джайлз.
– Что удается?
– Порхать, когда все еще полусонные.
– Да запросто. Я же мясник, как мой папаша. Подъем в четыре, и сразу на рынок. За лучшими кусками приходится поспевать к доставке от причала или вокзала. Опоздаю на пару минут – получу второй сорт. Через полчаса останутся одни жилы – небось ваша матушка спасибо не скажет?
Джайлз рассмеялся, а Бэйтс вскочил и поспешил в казармы, где обнаружил, что старший сержант не оставил им ни секунды на чистку зубов.
Бо́льшая часть утра «салаг», как их называли, ушла на экипировку, причем похоже было, что пару комплектов формы уже кто-то носил. Береты, ремни, ботинки, стальные каски, паста «Брассо» и вакса. Как только новобранцев переодели, их вывели на плац для первого строевого занятия. Отслужив, хоть и не вполне прилежно, в школьном Объединенном кадетском корпусе,
[12]
Джайлз начал с небольшой форой, но чувствовал, что Терри Бэйтс очень скоро догонит его.
