Она пересекла вестибюль, миновала вращающиеся двери и сбежала по ступеням на тротуар, точно зная, что предпримет дальше. Остался только один человек, к которому она могла обратиться. Сестра лорда Харви должна быть грозным союзником. А может статься, бабушка Филлис окажется близким другом Сефтона Джелкса, и в этом случае Эмме придется брать билет на ближайший пароход в Англию.
Эмма остановила такси. В салоне ей пришлось едва ли не кричать, чтобы таксист услышал сквозь грохот радио.
– Угол Шестьдесят четвертой и Парковой, – назвала она адрес и принялась думать, как объяснить бабушке, почему она не навестила ее раньше.
Она подалась вперед и хотела попросить водителя убавить звук, когда услышала слова диктора: «Сегодня в двенадцать тридцать дня по восточному времени президент Рузвельт выступит с обращением к нации».
Джайлз Баррингтон
1941–1942
20
Первым, что увидел Джайлз, была его правая нога, подвешенная к блоку и заключенная в гипс.
Он смутно помнил долгое путешествие, во время которого боль становилась почти невыносимой: он думал, что умрет задолго до того, как попадет в госпиталь. Он никогда не забудет операцию, да и как ее забыть, если у медиков кончились анестезирующие средства за минуту до того, как хирург сделал первый разрез?
Джайлз очень медленно повернул голову влево и обнаружил окно, забранное поперек тремя прутьями. Затем посмотрел направо – тут-то его и увидел.
– О нет, – простонал Джайлз. – Только не ты. Я думал, что спасся и попал в рай.
– Еще не попал, – сказал Бэйтс. – Сперва помаринуйся в чистилище.
– Сколько?
– Пока не починят ногу, а то и дольше.
– Мы снова в Англии? – с надеждой спросил Джайлз.
– Хотелось бы, – вздохнул Бэйтс. – Нет, мы в Германии. Это Вайнсберг, лагерь для военнопленных – вот где мы все оказались, когда попали в плен.
Джайлз попытался сесть, но смог лишь немного оторвать голову от подушки: достаточно, чтобы увидеть на стене портрет Адольфа Гитлера, посылавшего ему нацистский привет.
– Сколько наших уцелело?
– Горстка. Ребята приняли слова полковника близко к сердцу. «Мы скорее погибнем, чем дадим Роммелю забронировать номер в отеле „Маджестик“».
– А из нашего взвода?
– Мы с тобой да…
– Стоп, не говори. Фишер?
– Нет. Если бы его отправили в Вайнсберг, я попросился бы в Колдиц.
Джайлз лежал, молча уставившись в потолок.
– Как же нам выбираться?
– Я все думал, когда же ты спросишь.
– И каков ответ?
– Пока твоя нога в гипсе – никак, да и потом будет ненамного легче. Но у меня есть план.
– Еще бы у тебя его не было.
– Да план-то не проблема, – отозвался Бэйтс. – Проблема в комитете спасения. Он составил очередь, и ты в самом конце.
– А как попасть вперед?
– Да как в любой английской очереди: просто ждешь, когда подойдет твоя, если только…
– Если что?
– Если бригадир Тернбулл, наш старший по званию, не найдет подходящей причины передвинуть тебя в начало.
– Например?
– Если бегло говоришь по-немецки, это плюс.
– Я немного изучал его в военном училище. Увы, не очень прилежно.
– Здесь занятия два раза в день, с твоим умищем как-нибудь справишься. К сожалению, даже этот список длинноват.
– И что нужно сделать, чтобы попасть в избранные?
– Найти себе правильное дело. Мне, например, это помогло: за последний месяц поднялся на целых три пункта.
– Каким образом?
– Как только фрицы узнали, что я мясник, они предложили мне работу в офицерской столовой. Я, правда, поначалу послал их куда подальше, пардон мой френч, но бригадир настоял, и я согласился.
– А зачем ему надо, чтобы ты работал на немцев?
– Затем, что иногда мне удается стянуть немного еды, но главное – подслушать что-то полезное для комитета. Вот почему я близко к началу очереди, а ты пока в хвосте. Если все еще хочешь обогнать меня в умывальне, поскорее вставай на ноги.
– И когда же я смогу встать? – спросил Джайлз.
– Тюремный док говорит, что гипс снимут как минимум через месяц, а то и через шесть недель.
Джайлз откинулся на подушку:
– Но даже когда я встану, как я могу надеяться на работу в офицерской столовой? В отличие от тебя у меня нет нужной квалификации.
– Есть, – возразил Бэйтс. – По правде говоря, ты можешь устроиться даже лучше меня – в столовой коменданта, потому что я точно знаю: они ищут винного официанта.
– С чего же ты взял, что я гожусь подавать вино? – спросил Джайлз, не скрывая сарказма.
– Если не ошибаюсь, у вас в Мэнор-Хаусе работал лакей по имени Дженкинс.
– И сейчас работает, но это едва ли квалифицирует меня…
– А твой дед, лорд Харви, занимается виноторговлей. Откровенно говоря, ты даже сверх меры квалифицирован.
– Так что же ты предлагаешь?
– Как только выберешься из лазарета, тебе велят заполнить трудовую анкету с перечислением прежних мест работы. Я уже сказал им, что ты был официантом в отеле «Гранд» в Бристоле.
– Спасибо. Только им через несколько минут станет ясно…
– Уверяю тебя, об этом они никакого представления не имеют. Все, что тебе надо, – подтянуть свой немецкий и вспомнить, что и как делал Дженкинс. Тогда мы тотчас окажемся в начале очереди, если придумаем подходящий план, который представим комитету спасения. Но имей в виду, здесь есть один подвох.
– Как не быть, если ты замешан.
– Зато я придумал, как его обойти.
– И что за подвох?
– Ты не получишь работы, если учишь немецкий, потому что немцы не такие тупые. Они берут учащихся на заметку, потому что не хотят, чтобы кто-то подслушивал их личные разговоры.
– Ты вроде сказал, что нашел способ обойти это?
– Тебе придется делать то, что делают все господа, стремящиеся превзойти таких, как я. Брать частные уроки. Я даже подыскал тебе репетитора, этот парень преподавал немецкий в классической школе в Солихалле. Вот только английский, на котором он говорит, понять трудновато, – усмехнулся Джайлз. – И коли ты проторчишь в этих стенах еще шесть недель, а делать все равно нечего, приступай прямо сейчас. Немецко-английский словарь у тебя под подушкой.
– Я твой должник, Терри, – сказал Джайлз, сжимая руку друга.
– Нет, это за мной должок, забыл? Если учесть, что жизнь мне спас ты.
