Мэйзи взглянула на часы за барной стойкой. Она не поверила, что уже половина десятого и настало время светомаскировки.
Ей показалось вполне естественным, что мистер Холкомб вызвался ее проводить, – в конце концов, они были давно знакомы. Шагая по неосвещенным улицам, он рассказал Мэйзи много историй про Гарри, и оба они испытывали радость и грусть. Было ясно, что мистер Холкомб тоже скучал по нему, и Мэйзи чувствовала себя виноватой за то, что не поблагодарила учителя еще много лет назад.
У двери дома на Стилл-Хаус-лейн Мэйзи заметила:
– Я не знаю вашего имени.
– Арнольд, – смущенно ответил он.
– Вам идет. Вы позволите называть вас Арнольдом?
– Да, конечно.
– А вы меня – Мэйзи. – Она достала ключ и вставила в замок. – Доброй ночи, Арнольд. До среды.
* * *
Театр вызвал у Мэйзи много приятных воспоминаний о той поре, когда Патрик Кейси приводил ее в «Олд Вик» при каждом приезде в Бристоль. Но едва память о Патрике поблекла и она начала встречаться с другим человеком, с которым, она это чувствовала, могло быть связано ее будущее, – проклятый лепрекон
[26]
снова ворвался в ее жизнь. Патрик уже объявил Мэйзи, что искал ее неспроста, и она мало сомневалась в причине. Ей совершенно не хотелось, чтобы он снова внес сумятицу в ее жизнь. Она думала о Майке, одном из самых добрых и приличных мужчин, каких она знала, и о его бесхитростных попытках скрыть свои чувства.
В свое время Патрик приучил Мэйзи не опаздывать в театр. Он считал верхом неприличия идти в темноте по ногам после поднятия занавеса.
Она пришла за десять минут до начала, и Майк уже стоял с программкой в фойе. Мэйзи тотчас разулыбалась, в очередной раз подумав, что он всегда повышал ей настроение. Майк тоже улыбнулся и поцеловал ее в щеку.
– Я мало знаю о Ноэле Кауарде, – признался он, протягивая ей программку. – Но краткое содержание прочитал: мужчина и женщина никак не решат, с кем жить.
Мэйзи ничего не сказала, и они вошли в партер. Она принялась повторять алфавит в обратном порядке, пока не дошла до «Н». Когда они добрались до середины ряда, Мэйзи подивилась, как это Майку удалось заполучить такие роскошные места при давно распроданных билетах.
Свет погас, занавес поднялся, и Майк взял ее за руку, которую выпустил только при громе аплодисментов после выхода на сцену Оуэна Нареса. Мэйзи захватило действие, несмотря на смутную неловкость. Но чары разбил вой сирены, заглушивший слова мистера Нареса. По залу пронесся громкий стон. Актеры начали спешно покидать сцену, на которую вышел администратор и так успешно организовал эвакуацию зрителей, что прослезился бы и полковой сержант-майор. Бристольцы давно привыкли к воздушным визитам немцев, которые не собирались оплачивать их билеты.
Майк и Мэйзи выбрались из театра и спустились в промозглое убежище, ставшее для завзятых театралов вторым домом. Публика захватила все свободные места для бесплатного представления. Великое социальное равенство, как описал жизнь в бомбоубежище Клемент Эттли.
– Я такого свидания не планировал, – сказал Майк, расстелив пиджак на каменном полу.
– В молодости, – ответила Мэйзи, усаживаясь, – меня сюда многие пытались затащить, но удалось только тебе.
Майк рассмеялся, она же принялась что-то писать на программке.
– Я польщен, – заметил он и нежно обнял ее за плечи, когда земля задрожала от разрывов бомб, падавших в опасной близости.
– Ты ведь никогда не была в Америке, Мэйзи? – спросил он, стараясь отвлечь ее от бомбежки.
– Я даже в Лондоне не была, – призналась она. – Самыми дальними были поездки в Уэстон-сьюпер-Мэр и Оксфорд, и обе обернулись катастрофой, лучше бы я осталась дома.
Майк рассмеялся:
– Я бы с удовольствием показал тебе Америку – особенно юг.
– Наверное, сначала надо попросить немцев взять паузу на несколько вечеров, – отозвалась Мэйзи под аккомпанемент отбоя воздушной тревоги.
Бомбоубежище грянуло аплодисментами, и все поспешили обратно в театр.
Как только зрители заняли свои места, на сцену вышел администратор.
– Спектакль пойдет без антракта, – объявил он. – Но если немцы вознамерятся нанести еще один визит, представление придется отменить. И к сожалению, деньги за билеты возвращены не будут. Таковы немецкие правила, – добавил он, и раздались смешки.
Через несколько секунд занавес пошел вверх, Мэйзи вновь погрузилась в происходящее на сцене, и когда актеры вышли с прощальными поклонами, весь зал поднялся, восторженно аплодируя не только игре, но и еще одной маленькой победе над люфтваффе, как это преподнес Майк.
– «Харви» или «Пэнтри»? – спросил Майк, беря программку, где каждая буква названия пьесы была перечеркнута и переписана снизу в алфавитном порядке: «A E E I I L P R S T V».
– «Пэнтри», – ответила Мэйзи, не желая признаться, что уже была в «Харви» с Патриком и весь вечер озиралась, будучи в ужасе от мысли, что дочь лорда Харви Элизабет могла ужинать там же в обществе Хьюго Баррингтона.
Майк долго изучал меню, что удивило Мэйзи, поскольку выбор был весьма ограничен. Обычно он болтал о событиях на базе, или, как он любил выражаться, в форту, но не сегодня. Не слышно было даже обычного брюзжания в адрес англичан, которые ни черта не смыслят в бейсболе. Может, ему нездоровится, подумала она.
– Майк, что-то случилось?
Он поднял глаза.
– Меня отправляют в Штаты, – сказал он, и тут же нарисовался официант. Очень вовремя, ехидно сказала про себя Мэйзи, но она хоть успеет подумать, и вовсе не о еде.
Когда официант принял заказ и удалился, Майк сделал второй заход:
– Меня направляют на штабную работу в Вашингтон.
Мэйзи потянулась через стол и взяла его руку.
– Я уговаривал разрешить мне остаться еще на шесть недель… чтобы побыть с тобой, но мой рапорт завернули.
– Грустно слышать, – сказала Мэйзи, – но…
– Пожалуйста, Мэйзи, не говори ничего, мне и так тяжело. Хотя, видит Бог, я уже достаточно думал об этом. – Снова повисло молчание, затем: – Я понимаю, что мы знакомы очень недолго, но мои чувства не изменились с самого первого дня, когда я тебя увидел. – (Мэйзи улыбнулась.) – И я гадал, я надеялся, молился, что ты, возможно… поедешь со мной в Америку… как жена.
Мэйзи лишилась дара речи.
– Я крайне польщена, – выдавила она наконец, но других слов не нашла.
– Конечно, я понимаю, что ты должна все обдумать. Отчаянно жаль, что война не позволяет долго ухаживать.
