Так продолжалось совсем недолго, потому что вдруг океан раскололся окончательно, даже не надвое, а на бессчетное множество мелких осколков, его волна захлестнула меня ревом, бессильной яростью, выгнутым дугой, бьющимся в судорогах телом. Я пытался удержать его, но оно вдруг, обретя силу, вырвалось из моих рук, забилось в конвульсиях и тут же выбросило на поверхность истошный крик, а вместе с ним брызги слез, перемешанные со слюной, с чем-то еще более плотным, влажным, липким.
Я никогда не видел ничего подобного, даже не подозревал, что так бывает, даже испугался немного. Бьющаяся подо мной женщина и кончала (во всяком случае, мне так казалось), и одновременно отдавалась мгновенной, все нарастающей истерике, полубезумной, не контролируемой ни сдавшимися, полностью расслабившимися, атрофированными мышцами, ни тоже атрофированным, потерявшимся сознанием. Уже не недавний немой плач покрывал застывшую, ночную спальню, а настоящие рыдания, с подвыванием, с резкими визгливыми всхлипами, в полный, сорванный, побитый хрипотой голос, мне казалось, что сейчас на эту безумную истерику сбегутся соседи, начнут стучать в дверь, вызовут милицию. Ей-богу, если бы я не лежал с ней в постели, если бы по-прежнему не пытался двигаться внутри ее, я бы подумал, что ее постигло какое-то ужасное горе – так в черно-белом кино орали и заламывали руки женщины, получившие похоронки.
Истерика не проходила, только нарастала, Мила попыталась откинуть меня, сбросить, ударила плашмя ладонью, будто хотела закатить оплеуху, только попала не по лицу, а куда-то в плечо. Попытка тотчас повторилась, на сей раз ладонь хлопнула по груди, потом еще и еще.
Удары были полны отчаяния, наконец она ухитрилась и залепила мне по лицу, потом снова, уже точно попав по щеке. Теперь удары сыпались без разбору, от них невозможно было ни увернуться, ни спрятаться, они наложились на судороги бьющегося в истерике тела, на неразборчивые, замешанные на отчаянии всхлипы, брызги слез, слюней, вылетающих из иступленных, забывшихся, опухших, потерявших форму губ.
Наконец я справился с оторопью, очевидно, что слова, попытки успокоить, уговорить оказались бесполезными, и я навалился на нее всей тяжестью, подмял сразу потерявшее свободу тело, поймал, скрутил руки, заломил их за голову. Я даже позабыл про больной бок, наверное, он, как всегда, ныл, но я все равно не чувствовал.
– Пусти, пусти! – разрывалась она всхлипами прямо мне в лицо, я был перемазан не только слезами, но и косметикой, помадой, тушью, хрен знает чем еще, все вокруг было липко, жирно, предательски нечисто. – Пусти меня! – Она попыталась вырваться, но напрасно – я сжимал ее крепче и крепче, лишая движения, лишая свободы.
– Тихо, тихо, успокойся. – Я утопил лицо в подушку, к ее шее, к уху, пытаясь избежать непрекращающихся соленых брызг, и туда же, в ухо я шептал, стараясь ровнее, увереннее, стараясь остановить истерику, накрыть ее своим спокойным, размеренным голосом.
Сначала улеглись судороги, вслед за ними крик, всхлипы, по-моему, она еще плакала, но теперь тихо, почти беззвучно, я в любом случае не мог ничего различить, прижимаясь лицом к ее шее, и только шептал: «Ну что ты, успокойся, все хорошо, хорошо», – уже скорее по инерции, скорее потому, что должен был шептать.
Наконец она затихла, я услышал, как постепенно восстановилось дыхание, приобрело почти ровный, почти четкий ритм. Прошло еще минуты две-три…
– Все. – Она прерывисто вздохнула, видимо, воздуха по-прежнему не хватало перетруженным легким. – Я нормально. Все нормально.
Я поверил ей и чуть ослабил хватку, дал свободу рукам. Но руки свободой не воспользовались, так и остались вскинутыми, заломленными над головой. Я приподнялся, освобождая ее от своей тяжести, заглянул в глаза. Теперь руки пришли в движение, ладони закрыли тут же уткнувшееся в подушку лицо.
– Не смотри на меня, – произнесла она, но теперь совсем другим голосом, слабым, изможденным, в котором, казалось, жизнь едва трепетала. – Я, наверное, сейчас ужасно выгляжу.
Но я не отвернулся, я видел, что сквозь пальцы она тоже разглядывает меня.
– Ты испугался? Я напугала тебя? – спросила она, и ее глаз, подглядывающий за мной через разрез пальцев, моргнул.
– Да нет, – соврал я. – Мне даже понравилось. Где еще увидишь такой взрыв эмоций. И все от любви. Меня это даже завело, если честно. Знаешь, во мне, похоже, развито садистское начало. Женский испуг, слезы, истерика меня только заводят. Я сам теряю контроль.
– Ну да, ты даже не кончил, – зачем-то заметила она. – Тебе не было хорошо?
– Не беспокойся, – заверил я. – Мне было очень хорошо. Столько эмоций, можно сказать, страсти… – Я улыбнулся, я точно не видел, ее лицо было прикрыто ладонью, но похоже, она улыбнулась тоже. – Так что с тобой произошло?
– Ляг, – попросила она, – полежи рядом, хорошо?
Я послушался, опустил голову на подушку, она убрала ладонь от лица, чуть повернулась в мою сторону, прикоснулась щекой к плечу – сырость на щеке застыла и стала обжигающе холодной.
– Не знаю. Сама не понимаю, что нашло. У меня так долго ничего не было. Ты не поверишь, с того момента, как я развелась. – Она скосила глаза, попыталась заглянуть мне в лицо, я кивнул, в принципе мне было все равно, я готов был поверить. – Даже дольше, мы с Сашей не спали последние полгода. Так что я и позабыла, как это бывает. Вот и нашло. – Она пожала плечами, я почувствовал, что пожала. – Сама не знаю что. Просто не смогла удержаться. – Она помолчала, я тоже молчал, мое дело было слушать, ну, максимум задавать вопросы. – Было так сильно, необычно сильно, просто все перевернуло. А я совершенно отвыкла. Знаешь, я сразу почувствовала, еще тогда, в лесу, что нашла тебя. Что ты тот, кого я ждала.
Я невольно поморщился, мне показалось, что такое я уже читал, и не раз. Я даже мог бы припомнить названия книг с аналогичными монологами. Что-нибудь из Жорж Санд или Джейн Остин.
– Но у нас же случайная встреча, – не поверил я ей. – Мало ли кого ты могла встретить? Мало ли, кого ты встречаешь каждый день.
Мила снова замолчала, не знаю, может быть, обиделась. Но я же ничего не придумывал, сказал, как было на самом деле. Потом она ответила, голос ее растворялся в пустоте, растекался по темному воздуху комнаты, врезался в незанавешенное, освещенное с противоположной стороны оконное стекло.
– Поверь, когда я в тот день выходила из дома, я знала, что что-то должно произойти. Что-то важное. Что я встречу… Такое предчувствие. – Голос сбился, затрепетал, оборвался. Вскоре возник снова. – Я, конечно, не знала, что встречу тебя, но знала, что встречу. Такое чувство с самого утра, я уже проснулась с ним. Понимаешь, что именно сегодня я должна встретить. – Я не понимал, но и не возражал тоже. – И видишь, не ошиблась. – Она снова сбилась, видимо, не знала, как продолжить. Потом все же подобрала слова. – Я когда тебя увидела в лесу, в совершенно пустынном лесу, я сразу поняла, что это ты. Я думала, что ты тоже понял, что ты заговоришь первый, но ты промолчал, и поэтому я сама остановилась, спросила про дорогу.
