Я перехожу через раскаленную дорогу к городку, надо купить новую пару ботинок – Сперва причесываюсь на бензоколонке и выхожу и там на тротуаре чем-то занята симпатичная женщина (расставляет банки) и ее ручной енот подходит ко мне а я присел на корточки на минутку сворачивая сигаретку, тянется своим длинным странным нежным носом к кончикам моих пальцев и просит поесть —
Потом я стартую – на той стороне уходящей за поворот дороги какая-то фабрика, парень что там дежурит у ворот наблюдает за мною с величайшим интересом – «Посмотрите на этого типа с рюкзаком за спиной он голосует на дороге, куда это к чертям собачьим он направляется? откуда он едет?» Он смотрит на меня так пристально пока я двигаюсь дальше, ныряю в кусты по-быстрому пописать, и дальше через каровые озера и канавы нефтеразработок между асфальтовых полос автотрассы, и выхожу оттуда и ковыляю в своих больших раздолбанных с торчащими гвоздями башмаках уже в сам Седро-Вулли – Первой моей остановкой будет банк, вот он банк, некоторые таращатся пока я тащусь мимо – да-да, карьера Джеки Великого Святого Пешехода только началась, он свято заходит в банки и меняет правительственные чеки на дорожные аккредитивы —
Я выбираю хорошенькую рыженькую хрупкую девчушку типа школьной училки с голубыми доверчивыми глазами и объясняю ей что хочу получить аккредитивы и куда иду и где был и она выказывает интерес, да так что когда я говорю «Надо подстричься» (имея в виду за все летние горы) она отвечает «Да непохоже что очень нужно» и оценивает меня по достоинству, и я знаю что она меня любит, и сам люблю ее, и знаю что сегодня вечером могу с нею гулять под ручку до берегов Скагита под светом звезд и ее не будет заботить что я сделаю, милую – она позволит мне осквернять себя по-любому и всякому, ей этого и хочется, женщинам Америки нужны партнеры и возлюбленные, они стоят в мраморных банках весь день и имеют дело с бумагой и бумагу же им подают в Дорожном Кафе после Бумажного Кино, а они хотят целующих губ и рек и травы, как в старину – Я настолько погружаюсь в ее хорошенькое тело, и милые глаза, и нежный лоб под нежной рыженькой челочкой, и в крохотные веснушки, и тонкие запястья, что не замечаю как позади уже скопилась очередь из шести человек, злые ревнивые старухи и молодые парни в спешке, я быстро ретируюсь со своими аккредитивами, подбираю сумку и смываюсь – Бросаю единственный взгляд назад, она уже занята со следующим клиентом —
Как бы то ни было настало время выпить первое за десять недель пиво.
Вот салун… по соседству.
Стоит жаркий день.
63
Я беру пиво у большой сияющей стойки и сажусь за столик, спиной к бару, и сворачиваю покурить, и подходит трясущийся старик лет 80 с клюкой, садится за столик рядом со мной и ждет глядя своими тусклыми глазами – О Гоген! О Пруст! будь я таким же художником или писателем, уж я бы описал это изъеденное и гнусное лицо, пророчество всего горя людского, никаких век, никаких губ, никаких пизд под светом звезд для этой милой несчастной развалины, и все эфемерно, и все равно уже утрачено – Выуживает свой маленький доллар целых пять минут – Держит его дрожащими руками – Долго смотрит в сторону бара – Бармен занят – «Почему он сам не встанет и не сходит себе за пивом?» О, это история спеси днем в баре Седро-Вулли на северо-западе Вашингтона в мире в пустоте которая суть опустошение вверх тормашками – Наконец он начинает грохотать своей клюкой и стучать требуя чтобы его обслужили – Я допиваю пиво, беру еще – Думаю принести пива ему – К чему вмешиваться? Черный Джек запросто может влететь сюда паля из всех револьверов и я прославлюсь на весь Запад застрелив Слэйда Хикокса в спину? Пацан из Чиуауа, я ничего не говорю —
Два пива не вставляют меня, я понимаю что в алкоголе нужды нет что бы ни было у тебя на душе —
Я выхожу купить себе башмаки —
Главная улица, магазинчики, спортивные товары, баскетбольные, футбольные мячи для наступающей Осени – Элмер счастливый пацан уже готов воспарить над футбольным полем и трескать здоровые отбивные на школьных банкетах и получать свой аттестат, уж я-то знаю – Захожу в магазин и топаю в глубину и снимаю глиноступы и пацан подает мне синие ботинки с полотняным верхом и толстыми мягкими подметками, я их надеваю и прохаживаюсь, как по раю гуляешь – Покупаю, оставляю старые башмаки прямо там и выхожу —
Присаживаюсь у стенки и закуриваю сигарету и врубаюсь в маленький полуденный город, за городом сенно-зерновая силосная башня, железная дорога, склад леса, совсем как у Марка Твена, вот где Сэм Грант
[37]
положил целый миллион за могилы Гражданской Войны – эта сонная атмосфера вот что разожгло пожар в виргинской душе Джексона Каменной Стены, растопка —
Ладно, хватит – обратно на шоссе, через пути, и на поворот ловя движение на все три стороны —
Жду минут пятнадцать.
«На стопе, – думаю я, чтоб упрочить себе душу, – бывает хорошая Карма и плохая Карма, хорошая компенсирует плохую, где-то дальше по этой дороге, – (я смотрю и вот они, концы ее в мареве, безнадежное безымянное наше ничто), – есть парень который возьмет тебя до самого Сиэтла чтобы ты сегодня же вечером получил газеты и вино, будь добрым и жди» —
А останавливается светловолосый пацан с язвой поэтому он не может играть в футбольной команде старшеклассников Седро-Вулли, но был восходящей звездой (я думаю так, он наверняка был лучшим), но ему позволили бороться в команде по борьбе, у него крупные ноги и руки, в 17 я тоже был борцом (Чемпион «Черная Маска» в квартале) поэтому мы разговариваем о борьбе —
– Это классическая борьба где становишься на четвереньки, а парень у тебя со спины, и погнали?
– Правильно, никакой туфты как в телике – все по-настоящему.
– А как очки считают?
Его долгий обстоятельный ответ довозит меня до самого Маунт-Вернона но мне вдруг становится его жалко, что не смогу остаться побороться с ним, и даже мячик попинать, он в самом деле одинокий американский пацан, как и та девчонка, ищет ничем не усложненной дружбы, чистоты ангелов, я содрогаюсь от мысли о клаках и кликах в старших классах раздирающих его на части к тому же его родители и предостережения врача и ему достается только пирожок среди ночи, никакой луны – Мы жмем друг другу руки, вылезаю, и вот он я в 4 пополудни жаркое солнце и машины возвращаются домой с работы равномерным потоком, на углу, перед бензоколонкой, все так озабочены тем чтобы свернуть за угол что им некогда рассматривать меня поэтому я там зависаю почти на целый час.
Смешно, жутко, человек сидит в кадиллаке на обочине и кого-то ждет, сперва когда он трогается я сигналю ему, он глупо ухмыляется и разворачивается и останавливается на той стороне дороги, затем снова заводится и снова разворачивается и опять проезжает мимо (на этот раз я глух и нем) и опять останавливается, раздраженное нервное лицо, О Америка что сделала ты со своими детьми машина! Однако магазины полны лучшей в мире еды, вкуснейших добряков, нового урожая персиков, дынь, всех сливочных плодов Скагита богатого личинками и влажной землей – Потом подъезжает «эм-джи» и боже мой там же Рыжий Коан за рулем, с девчонкой, он говорил что лето проведет в Вашингтоне, яростно разворачивается на подъездной дорожке к гаражу а я ору «Эй Рыжий!» и уже пока ору вижу что это не Рыжий и елки-палки вот скалится с видом я-вас-не-знаю, даже не ухмылка, оскал, скалится за своими рычагами и баранкой, вжик, разворачивается и с ревом прочь перднув выхлопом мне в лицо, вот так Рыжий Коан – и даже так я не уверен что это был на самом деле не он, изменившийся и злой – причем злой на меня –
