Я в ведущей бригаде. Армия стартует по течению, мы движемся к мостам и городам внизу. Вода холодна а течение крайне плохое но я плыву и выгребаю потихоньку. «Как я сюда попал?» думаю. «Что с маминым бифштексом? Что Дени Блё сделал с ее деньгами? Где он теперь сам? О у меня нет времени подумать!» Неожиданно с лужайки у церкви Св. Людовика Французского на берегу я слышу как ребятишки кричат мне: «Эй, твоя мать в психбольнице! Твоя мать уехала в психбольницу! У тебя отец умер!» и до меня доходит что́ произошло и все же, плывя и в Армии, я застрял колочусь в холодной воде, и остается лишь горевать в седом вынужденном ужасе утра, мучительно я ненавижу себя, мучительно слишком поздно и все же пока мне лучше все равно мне эфемерно и нереально и неспособно выправить мысли или даже горевать по-настоящему, по сути мне слишком по-дурацки чтоб на самом деле мучиться, короче говоря я не знаю что делаю и Армия мне говорит что делать а Дени Блё тоже сыграл мною в кегли, наконец-то, дабы сладко отомстить но главным образом дело просто в том что он решил стать прожженным жуликом и это его шанс —
…И даже хотя шафранное леденящее послание может прийти с солнечных ледовых шапок мира, О какими бы одержимыми призраками-придурками мы ни были, я добавляю приписку к длинному письму любви которое пишу маме вот уже много недель
Не отчаивайся, Ма, я буду о тебе заботиться когда бы ни понадобился – ты только покричи… Я вот тут, плыву по реке трудностей, но я умею плавать – Не думай даже ни минутки что ты осталась одна.
Она за 3000 миль отсюда живет в кабале у гадкой родни.
Опустошение, опустошение, как смогу я когда-нибудь отплатить тебе?
6
Я мог бы сойти с ума в этом… О всевбиральная менайя но верша может засечь трещотку репейника, поньяк избегательно лишенностный побродяжник, мина-избегай ловушки – Песнь моего всего глощение меня частично кру шение сними всю колоду – частично ты тоже можешь зеленеть и летать – никнущая луна исторгла соль на приливы подступающей ночи, покачайся на плече луговины, перекати валун Будды через розоворазделенную в западнотихоокеанском тумане скирду – О крохотная крохотная крохотная надежда человеческая, О заплесневевшее трескающееся ты зеркало ты сотрясло па т н а ваталака – и еще больше предстоит —
Трям.
7
Каждый вечер в 8 посты на всех горных вершинах Национального Заповедника горы Бейкер проводят сеанс трепа по своим рациям – У меня тоже есть приемопередатчик «Пэкмастер» и я его включаю и слушаю.
В одиночестве это значительное событие —
– Он спросил ты спать собираешься, Чак.
– Знаешь чего он делает Чак когда идет на обход? – находит себе уютное местечко в теньке где-нибудь и просто задрыхивает.
– Ты сказал – Луиза?
– …Нии знааю…
– …Ну мне всего три недели ждать осталось…
– …на самой 99…
– Слушай Тед?
– Чё?
– Как ты нагреваешь печку когда делаешь эту, э-э, сдобу?
– Ой да просто огонь пожарче…
– У них там только одна дорога которая э-э зигзагами по всему подлунному…
– Ага надеюсь – Я все равно там ждать буду.
Бззззз бзгг радио – долгое молчание задумчивых молодых наблюдателей —
– Ну а твой кореш намерен подыматься сюда и тебя забирать?
– Эй Дик – Эй Студебекер…
– Ты просто дрова подкладывай, и все, она не остывает…
– Ты ему по-прежнему собираешься платить столько же сколько э-э заплатил при выходе?
– …Ага но э-э три четыре ходки за три часа?
Моя жизнь это громадная и безумная легенда расползлась всюду не начинаясь и не заканчиваясь, как Пустота – как Сансара – Тысяча воспоминаний дергаются нервными тиками весь день смущая мой жизненный ум почти что мускульными спазмами ясности и памяти – Распевая с липовым английским акцентом «Лох-Ломонд» пока разогреваю себе вечерний кофе в холодных розовых сумерках, я сразу же вспоминаю 1942-й в Нова-Скотии когда наше убогое суденышко зашло из Гренландии и всех отпустили в увольнение на всю ночь, Осень, сосны, холодные сумерки а потом закатное солнце, по радио из военной Америки слабый голос Дайны Шор поет, и как мы напились, как мы скользили и падали, как радость взбухала у меня в сердце и взрывалась вырываясь в ночь оттого что я вернулся в возлюбленную свою Америку почти что – холодный собачий закат —
Почти одновременно, просто потому что я переодеваю штаны, или то есть надеваю лишнюю пару перед воющей ночью, я вспоминаю изумительную сексуальную фантазию когда как-то днем читал ковбойскую историю про бандита похитившего девушку она с ним совсем одна в поезде (кроме некой старухи) которая (старуха теперь у меня в грезах спит на лавке пока старый крутой омбре
[5]
я бандит вталкивает блондинку в мужское купе, под дулом пистолета, а та не отвечает и только царапается (ясноперцево) (она любит честного убийцу а я старый Эрдавай Мольер убийственный ухмыльчивый техасец который разделывает быков в Эль-Пасо а дилижанс как-то взял только чтоб дырок в людях понаделать) – Я толкаю ее на сиденье опускаюсь на колени и начинаю обрабатывать, в стиле французских открыток, до тех пор пока глаза у нее не закрываются рот не приоткрывается пока она уже не может этого вынести и любит этого любящего бандита поэтому по своему собственному дикому желающему хотению вскакивает чтоб упасть на колени и приступает, потом когда я готов поворачивается старуха тем временем спит себе а поезд грохочет дальше – «Крайне восхитительно мой дорогой» говорю я себе на Пике Опустошения и как бы Быку Хаббарду, пользуясь его манерой речи, и как бы чтоб развлечь его, будто бы он здесь, и слышу как Бык говорит «Не обабивайся Джек» как он серьезно сказал мне в 1953-м когда я начал прикалываться с ним в его женственной манере «На тебе это не смотрится Джек» и вот я хочу оказаться в Лондоне с Быком сегодня же вечером —
А молодая луна, бурая, рано опускается вон там рядом с тьмой реки Бейкер.
Моя жизнь есть громадный непоследовательный эпос с тысячей и миллионом персонажей – вот они все подходят, так же быстро как мы катимся на восток, так же быстро как катится на восток земля.
8
На курево у меня есть только бумага ВВС делать самокрутки, добросовестный сержант прочел нам лекцию о важности Корпуса Наземных Наблюдателей и раздал толстые книжки бланков для записи целых армад явно вражеских бомбардировщиков в каком-то параноичном «Конэлраде»
[6]
его мозга – Он был сам из Нью-Йорка и говорил быстро и был евреем и мне тут же захотелось домой – «Журнал Регистрации Пролета Воздушных Объектов», с линейками и цифрами, я беру алюминиевые ножнички и вырезаю квадратик и сворачиваю чинарик а когда самолеты пролетают занимаюсь своим делом хоть он (сержант) и говорил «если видите летающую тарелку сообщайте о летающей тарелке» – На бланке сказано: «Количество самолетов, один, два, три, четыре, много, неизв.», напоминает мне тот сон что был у меня про меня и У. X. Одена: мы стояли в баре на реке Миссисипи элегантно пошучивая о «женской моче» – «Тип самолета», говорится дальше, «одно-, двух-, много-, реактивный, неизв.» – Естественно мне страшно нравится это неизв., делать мне здесь больше нечего на Опустошении – «Высота самолета» (врубитесь только) «Очень низко, низко, высоко, очень высоко, неизв.» – затем «ОСОБЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ: НАПРИМЕР: Неприятельский самолет, нежесткий дирижабль» (жопаньки), «вертолет, воздушный шар, самолет ведущий боевые действия или терпящий бедствие и т. д.» (или кит) – О бедственная роза неизвестный горестный самолет, прилети!
