– Я кетчуп не могу найти! – чуть не плачет она —
Тот переворачивает страницу газеты:
– Неужели —
Я изучаю его – холодный подтянутый клерк-нигилист с белым воротничком клерку все до лампочки но он убежден что женщины обязаны его обслуживать! – Ее изучаю я, типичный тип Западного Побережья, вероятно бывшая статистка, может даже (всхлип) бывшая танцовщица варьете у которой ничего не вышло поскольку она была недостаточно шаловлива, как О’Грэди вчера вечером – Но она тоже живет во Фриско, она вечно живет в Вырезке, совершенно респектабельна, очень привлекательна, очень прилежно работает, с очень доброй душой, но что-то как-то не так и жизнь сдает ей лишь карты мученицы даже не знаю почему – что-то вроде моей матери – Почему бы какому-нибудь мужчине не зайти и не пристегнуться к ней я не знаю – Блондинке 38, вся чрезмерная, прекрасное тело Венеры, прекрасное и совершенное лицо с камеи, с крупными грустными итальянизированными веками и высокими скулами сливочными мягкими и полными, но никто ее не замечает, никто ее не хочет, ее мужчина еще не пришел, ее мужчина никогда не придет и она состарится со всей этой красотой в том же самом кресле-качалке у окна с цветами в горшочках (О Западное Побережье!) – и будет плакаться, станет рассказывать свою историю: «Всю жизнь я старалась все делать лучше как только могла» – Но двое подростков требуют себе кетчупа и в конце концов, когда она вынуждена признаться что кетчуп у нее кончился, те начинают ворчать и принимаются за еду – Один, страшнорожий пацан, берет соломинку и чтобы вытряхнуть ее из бумажного пакетика яростно тычет в стойку, как будто закалывает кого-то насмерть, в натуре жесткими быстрыми смертельными выпадами, которые меня страшат – Его приятель очень красив но ему почему-то нравится этот уродливый убийца и они корешатся и вероятно режут вместе стариков по ночам – Тем временем хозяйка вся запуталась в дюжине различных заказов, хот-доги, гамбургеры (я и сам теперь хочу гамбургер), кофе, молоко, ситро для детей, а холодный клерк сидит читает газету и жует сэндвич со стейком – Он ничего не замечает – Прядь волос у нее сбилась на один глаз, она чуть не плачет – Всем наплевать потому что никто не замечает – А вечером она пойдет в свою чистенькую комнатку с кухонькой и покормит кошку и ляжет спать вздохнув, симпатичная как все симпатичные женщины которые тебе встречались – Никакого Лохинвара
[48]
у дверей – Ангел а не женщина – И все же бичара вроде меня, и сегодня вечером некому ее любить – Вот как бывает, вот вам весь ваш мир – Коли! Убивай! – Плюй на все! – Вот вам Подлинный Лик Пустоты – именно это пустая вселенная приберегла для нас, Пробел – Пробел Пробел Пробел!
Уходя я удивляюсь: она не презирает меня, что я целый час наблюдал как она тут потела, а сочувственно отсчитывает мне сдачу, с загнанным взглядиком нежных голубых глаз – Я воображаю себя в ее комнатке вечером после того как сначала выслушаю список ее законных жалоб на жизнь.
Но мой автобус отправляется —
71
Автобус медленно выезжает из Сиэтла и пускается на юг к Портленду по шух-шухной 99-й – Мне удобно на заднем сиденье с сигаретами и газетой а рядом молодой студент по виду индонезиец явно неглупый который говорит что он с Филиппин и в конце (узнав что я говорю по-испански) признается что белые бабы говно —
– Las mujeres blancas son la mierda
Я содрогаюсь слыша это, целые орды вторгшихся монголов захватят Западный мир с такими словами а имеют в виду они лишь бедную блондиночку в кафетерии которая старается как может – Ей-богу, если б я был Султан! Я бы этого не позволил! Я бы распорядился сделать что-то лучше! Но это всего лишь мечта! Чего ныть?
Мира бы не существовало если б у него не было власти освободиться.
Соси! соси! соси титьку Небес!
Суси-и это Иисус задом наперед.
72
И я неистовствовал чисто среди скал и снега, на скалах сидеть а снег пить, скалы чтобы начинать ими лавины а снег чтобы кидаться снежками в мой дом – неистовствовал среди комаров и умирающих муравьиных самцов, неистовствовал из-за мыши и убил ее, неистовствовал из-за сотнемильнои циклорамы заснеженных гор под голубым небом дня и звездным великолепием ночи – Неистовствовал как дурак, когда следовало любить и раскаиваться —
Теперь я вернулся в это проклятое кино мира и вот теперь что мне с ним делать?
Сиди в дураке и будь дураком,
вот и всё —
Тени надвигаются, падает ночь, автобус ревет вдоль по дороге – Люди спят, люди читают, люди курят – шея шофера занемела и начеку – Вскоре мы уже видим огоньки Портленда сплошные унылые утесы и воды и вскоре мимо начинают мелькать городские переулки и объезды – И после этого все тело Орегона, Долина Уилламетта —
На рассвете я беспокойный просыпаюсь и вижу Шасту и старую Блэк-Бьютт, горы меня больше уже не изумляют – Я даже не выглядываю в окна – Слишком поздно, кому какое дело?
Потом долгое жаркое солнце Долины Сакраменто в ее воскресном полдне, и унылые городишки автобусных остановок где я только жую воздушную кукурузу сижу на корточках и жду – Тю! – Вскоре Вальехо, виды на бухту, начала чего-то нового на облачно-великолепном горизонте – Сан-Франциско на своей Бухте!
Все равно Опустошение —
73
Мост вот что главное, приезд-в-Сан-Франциско по этому Мосту через Оклендскую бухту, над водами которые слабо встрепаны океанскими судами «Ориента» и паромами, над водами которые словно берут тебя на какой-то другой берег, так всегда бывало когда я жил в Беркли – после ночи пьянства, или двух, в городе, бзынь, старая паромная переправа запуливала меня через воды обратно к тому другому берегу мира и довольства – Мы бывало (Ирвин и я) обсуждали Пустоту пока переправлялись – именно тогда видишь верхушки крыш Фриско возбуждаешься и начинаешь верить, большая груда зданий в центре. Летящий красный конь «Стандард ойла», высотные дома Монтгомери-стрит «Отель Святого Франциска», холмы, волшебный Телеграфный с его окойтованной вершиной,
[49]
волшебный Русский, волшебный Ноб и волшебный Миссионерский за ним с крестом всех скорбей который я давно видел в пурпурном закате вместе с Коди на железнодорожном мостике – Сан-Франциско, Северный Пляж, Чайнатаун, Маркет-стрит, бары, Бухта-Ом, отель «Белл», вино, переулки, па́зыри, Третья улица, поэты, живописцы, буддисты, бродяги, торчки, девчонки, миллионеры, «эм-джи», все это баснословное кино Сан-Франциско которое смотришь из автобуса или поезда на Мосту когда въезжаешь в город, тянет за сердце как Нью-Йорк —
И все они там, мои друзья, где-то в этих игрушечных улочках, и когда они увидят меня ангел улыбнется – Это не так уж плохо – Опустошение не так уж плохо —
