74
У-ух, совершенно другая сцена, Сан-Франциско всегда такой, всегда придает мужества убеждениям – «Этот город проследит чтоб у тебя получилось так как пожелаешь, с оговорками которые очевидны, в камне и памяти» – Или такие – таким образом – это вот чувство «Ух О Переулок, раздобуду себе пузырь токайского и выпью по пути» – единственный мне известный город где можно открыто кирять на улице на ходу и никто не почешется – все шарахаются от тебя как от ядовитого моряка О настоящий Джо Маккой только что с «Лур-лайна» – «бутылки там мыл?» – «Не-а, старым облезлым палубным матросом с профсоюза, ходил на Гонконг и Сингапур и обратно наверно чаще чем хлестал винище на задворках Хэррисона» —
Хэррисон та улица куда приходит автобус, на швартовку, и мы выписываем каракули еще семь кварталов на север до Седьмой улицы, где он сворачивает в уличную толчею воскресенья – и вот вам все ваши Джо на улице.
Везде что-то происходит. Вот идет Длиннохвостый Чарли Джо из Лос-Анджелеса; чемодан, светлые волосы, спортивная рубашка, на запястье часы с толстенным браслетом, с ним Минни О’Пёрл, развеселая девчонка которая поет с бандой у Руи – «Ну и?»
Вон негры-носильщики «Компании Грейхаунд», Ирвин писал что они как Магометанские Ангелы если не ошибаюсь – отсылают ценный груз в Психтаун и Лунтаун и Лунный-Свет в Колорадо бар где сегодня вечером будут гудеть с девками посреди разворачивающихся автомобилей и Отэя Спенса по ящику – вниз в негритянские жилые кварталы, куда мы забрели утром, с виски и вином и улякукали там с сестренками из Арканзаса которые видели как вешали их отца – Какое понятие могло у них сложиться об этой стране, этой Миссисипи… Вот они, опрятные и хорошо одетые, безупречные галстучки и воротнички, одеваются чище всех в Америке, предъявляют свои негритянские лица нанимателю-судье который судит резко на основании их отэйных безупречных галстуков – некоторые в очках, в кольцах, вежливые пыхатели трубками, студентики, социологи, все это мы-все-знаем-великую-тусовку-в-отэе которое я так хорошо знаю в Сан-Фране – звук – Я танцую сквозь этот город с большим мешком за плечами поэтому надо подсуетиться чтоб ни в кого не врезаться но тем не менее в темпе пробраться по этому параду Маркет-стрит – Слегка пустынному и опустошенному, воскресенье – Хоть на Третьей улице и будет полно народу, и великие огромные Парии лают в дверях и обсуждают Чрева Божественности, все это по-собачьему четко вкупе – Я обсираясь и пердя пру вверх по Кёрни, к Чайнатауну, заглядываю во все витрины и лица чтоб увидеть куда показывает Ангел в этот прекрасный и совершенный день —
«Ей-богу подстригусь у себя в номере, – говорю я, – и сделаю так чтоб это было нечто – Потому что первым делом я нагряну в этот отэйный сладкий саксофонный „Погребок“». Где немедленно влезу в воскресный дневной сейшак. О они все там будут, девчонки в темных очках и блондинки, брюнетки в симпотных пиджачках под боком у своего мальчонки (Мужчинки) – поднимая стаканы с пивом к губам, всасывая сигаретный дым, биясь под биение бита Брю Мура
[50]
совершеннейшего тенор-саксофона – Старина Брю будет торчать по брюту, да и я тоже – «Постукаю ему по ногтю на ноге, – думаю я – Послушаем чего певцы нам сегодня скажут» – Поскольку все лето я обеспечивал себя собственным джазом, распевал на дворе или в доме по ночам, где бы то ни было мне надо услышать какой-нибудь музыки, увидеть как льет в ведро Ангел, по каким лестницам спускается она, и с отэйными джазовыми днями в ночном клубе Мори О’Тэй все о’кэй – музыка – Поскольку все эти протокольные хари только сведут тебя с ума, единственная истина это музыка – единственное значение без значения – Музыка сливается с сердцебиенной вселенной и мы забываем бит мозга.
75
Я в Сан-Франциско и я приму его в себя целиком! Невероятно то что я видел.
Я проваливаю с дороги двоих филиппинских джентльменов пересекающих Калифорнию. Валю проездом в отель «Белл», рядом с китайской спортплощадкой, и вхожу вовнутрь снять себе номер.
Служитель немедленно без лишних слов вдруг старается мне угодить, в холле сидят женщины и сплетничают по-малайски, я содрогаюсь от мысли что за звуки донесутся в окно со двора, все такие китайские и мелодичные, я слышу даже припевы французской болтовни, от хозяев. Попурри гостиницы номеров в темных ковровых вестибюлях, и старые скрипучие ночные ступеньки и мигающие настенные часы, и 80-летний согбенный мудрец за узорной решеткой, с открытыми дверями, и кошки – Служитель приносит мне обратно сдачу пока я жду с ожидающе приотворенной дверью. Вытаскиваю крохотные алюминиевые ножнички которыми и пуговиц-то со свитера не срезать, но все равно режу ими себе волосы – Затем изучаю что получилось в зеркалах – О’кей, потом иду-таки бриться. Приношу горячей воды и бреюсь и подравниваюсь а на стенке голый календарь с девчонкой-китаянкой. Очень он мне пригодится. («Что ж, – говорил один бич другому в варьете, два англичашки, – я ее имаю счас».)
В жарких язычках пламени.
76
Выхожу и пускаюсь по улице перехожу на Коламбус и Кёрни, рядом с Пиратским Берегом, и бродяга в длинном бичевском пальто выпевает мне
– Когда мы в Нью-Йорке переходим улицы мы их переходим! – Не хрен мне тут ждать! – И оба мы рвем через дорогу и перебегаем прямо среди машин и перепуливаемся фразами про Нью-Йорк – Потом я добираюсь до «Погребка» и запрыгиваю в него, крутые деревянные ступеньки, в обширном зале погреба, сразу направо комната с баром и эстрадкой-отэем где теперь когда я возвращаюсь Джек Мингер дует в трубу а у него за спиной Билл безумный светловолосый пианист знаток музыки, на барабанах тот грустный паренек с потным симпатичным лицом у которого такой безрассудный бит и крепкие запястья, а на басу я не могу разглядеть кто там покачивается в темноте с бородой – Тот или иной чокнутый забулдыга – но это не сейшн, это постоянная группа, еще рано, вернусь попозже, я уже слышал все идеи Джека Мингера до единой и у него одного и вместе с группой, но сначала (пока я просто сунулся в книжную лавку оглядеться) (и девушка по имени Соня симпатично подошла ко мне, лет 17-ти, и говорит: «О ты знаешь Рафаэля? Ему деньги нужны, он ждет у меня дома») (а Рафаэль это старый мой нью-йоркский кореш) (а еще про Соню будет потом), я туда вбегаю и уже собираюсь развернуться и свингануть оттуда как вижу кошака похожего на Рафаэля, в темных очках, он под самой эстрадой разговаривает с какой-то чувихой, поэтому я подбегаю (быстрыми шагами) (чтобы не лажать бита музыкантам пока те лабают себе дальше) (какую-то песнюшку типа «Слишком рано»
[51]
) смотрю прямо вниз убедиться что это Рафаэль, едва не опрокидываюсь, глядя на него вверх тормашками, пока он ничего не замечая болтает со своей девчонкой, и я вижу что это не Рафаэль и обламываюсь – Поэтому трубач играющий соло недоумевает что это такое он видит, издавна зная что я вечно сумасшедший, вбежал вот поглядеть на кого-то вверх тормашками а затем выбежал – Я несусь в Чайнатаун пожрать и возвращаюсь на сейшн. Креветки! Цыпленок! Свиные ребрышки! Захожу к Сунь Хён Хуню и сажусь там у их нового бара заказываю холодного пива у невероятно чистоплотного бармена который не перестает протирать стойку и полировать стаканы и даже промакивает пару раз под моим пивом и говорю ему
