24
Всю дорогу до Люксембургского сада Женевьева прошла в шелковых бальных туфлях бледно-бирюзового цвета, украшенных розами из кремового шелка и точно такими же шелковыми лентами. Эти туфли были мягкими и такими хрупкими, что казались невесомыми. Она словно ступала босиком и от этого чувствовала себя еще более уязвимой.
Она решила пройтись пешком, чтобы подумать. Но сегодня город казался особенно шумным и таил в себе угрозу. Легковые автомобили, грузовики и запряженные лошадьми повозки выскакивали на нее со всех сторон, словно сговорившись стереть ее с лица земли. У шляпы от солнца были слишком широкие поля, они частично закрывали обзор. На бульваре Сен-Жермен, из дверей кафе на нее с вожделением глазел официант, заставив ее так внезапно сменить направление, что она почти столкнулась с продавцом каштанов. Пытаясь скрыться от потока ругательств, бросилась с тротуара прямо под колеса велосипедиста. Тот резко свернул в сторону и прокричал что-то невразумительное, уносясь прочь.
Только добравшись до Люксембургского сада, она смогла с облегчением вздохнуть. Пройдя сквозь ворота, неторопливым шагом направилась по тенистой аллее, обсаженной деревьями, возвышающимися безупречными геометрическими рядами. Все было прекрасно спланировано и поддерживалось в изумительном состоянии, от аккуратно подстриженных лужаек до строгих цветников, расцвеченных красными, белыми и голубыми оттенками французского триколора. Здесь не было места буйству и непокорности.
Только оказавшись у фонтана Медичи, Женевьева спросила себя, зачем она здесь. Пришла, потому что не в силах была оставаться в стенах квартиры, сидеть взаперти в то время, как Селин вытирала пыль и до блеска начищала мебель, размышлять, как закончилась ночь, вспоминать о страхе перед Монтереем, злиться на Лулу и Беттерсона и испытывать отвращение от прикосновений Роберта. Она пришла сюда, потому что хотела оказаться в саду, рядом с прирученной человеком природой. Она пришла, потому что снова хотела увидеть Закари.
Но его нигде не было.
В стороне двое пожилых мужчин играли в шахматы, ничего и никого не замечая вокруг. По усыпанной гравием дорожке две няни везли в колясках младенцев и болтали между собой. Вдалеке, под раскидистыми ветвями конского каштана, шла игра в кегли. Здесь текла парижская парковая жизнь, медленная и взвешенная.
Прошло десять минут, Женевьева вдруг почувствовала, как в ней растет гнев на саму себя. Она не должна была приходить сюда! Их встреча с Закари только больше все осложнит. Разве это может хорошо закончиться? Но она страстно жаждала его увидеть. Она не могла заставить себя повернуться и уйти домой.
Прошло еще десять минут, Женевьева так же стояла в тени грозной статуи Циклопа. «Похоже, он не придет», — подумала она. Это было самой худшей мыслью за сегодняшний день. Но как раз тогда, когда она потеряла надежду и уже собиралась двигаться в обратный путь по обсаженной деревьями аллее, раздались шум приближающихся шагов, тяжелое дыхание, и вот он появился перед ней, раскрасневшийся, согнулся пополам, чтобы перевести дух.
— Ты еще здесь, — сказал, выпрямляясь. — Я думал, ты ушла. Я высматривал тебя по пути сюда, но не смог разглядеть твое лицо под шляпой.
— Я как раз собиралась уходить.
— Мне очень жаль, — вздохнул он. — Примерка. Она длилась целую вечность, это было ужасно, я отчаянно хотел вскочить и бежать сюда сломя голову.
— Все в порядке.
— Нет, — воскликнул он. — Я опоздал на встречу с тобой, и туфли получились ужасными! Я терпеть не могу, когда у меня не получается идеальная пара.
— И что же с ними не так?
— Ничего. — Он провел рукой по спутанным волосам. — Они были не для нее. Вот в чем дело. Туфли должны идеально соответствовать женщине. Именно в этом и заключается суть моей работы.
— Но она все-таки взяла их?
Он нахмурился:
— Конечно нет. Я никогда не позволил бы.
— Она рассердилась?
— Она слишком хорошо меня знает.
— И как ты поступишь с туфлями? Изменишь их каким-то образом?
— Как я уже сказал, они безнадежно испорчены.
Женевьева покачала головой:
— Мой муж подумал бы, что ты сошел с ума, потратив столько времени и усилий на пару туфель, а затем просто выбросив их.
— Мы с твоим мужем слишком разные люди. Давай немного прогуляемся, ты согласна?
Он предложил ей руку, после минутного колебания Женевьева согласилась.
Какое-то время они шли в полном молчании. Когда проходили мимо играющих в кегли, один пожилой мужчина коснулся шляпы, приветствуя их. Другой бестолково улыбнулся.
«Они думают, что мы супруги, — решила Женевьева. — Или же влюбленная парочка». Она искоса взглянула на Закари:
— Все, что ты сказал вчера вечером, — правда. И я хочу… ты знаешь, чего я хочу. Но…
— Но? — Он улыбался.
— Все это подходит тебе. — Она отдернула руку. — Ты можешь делать все, что тебе вздумается, следовать любой своей фантазии. Для тебя не существует опасных последствий. Никто ничего не узнает. Нет никого, кому тебе пришлось бы лгать.
Закари глубоко вздохнул. Они снова двинулись вперед.
— Я не женат, это так, — произнес он. — Но моя жизнь невероятно сложна, поверь мне. И переполнена ложью.
— Да. — Неожиданно она вспомнила о Вайолет де Фремон. Интересно, сколько женщин у него было. — Да, я не сомневаюсь.
Они остановились перед одной из клумб и залюбовались дворцом: классическая итальянская архитектура, резиденция флорентийского правителя семнадцатого века.
— Ты знаешь, кто это? — Закари указал на статую грозной женщины.
— Кто?
— Святая Женевьева. — Он прикрыл глаза рукой. — Святая покровительница Парижа.
Она улыбнулась:
— Неужели? Это — святая Женевьева? Я всегда чувствовала, что должна оказаться здесь. Я могу задать тебе вопрос?
— Конечно.
Она хотела спросить его о женщинах, возможно, даже выяснить кое-что о его отношениях с Вайолет де Фремон. Но она не осмелилась. Вместо этого спросила о другом, что сильно удивляло ее:
— Расскажи мне об Ольге.
Закари выглядел изумленным.
— А что ты хочешь узнать о ней? О, я понимаю… все это выглядит немного странно.
Женевьева кивнула в ответ.
— Она сдавала мне комнату, когда я впервые приехал в Париж. Я искал дешевую комнату, а ей требовался квартирант. Она — русская эмигрантка. Вдова с двумя детьми, едва сводила концы с концами. Я переехал к ней, она готовила и убирала, спустя время мы подружились. Я прожил здесь несколько месяцев, как вдруг получил известие о смерти матери. Это было настолько неожиданно, что я с трудом оправился о удара. Отец к тому времени давно умер, мать была для меня всем. Я думал о том, чтобы вернуться, но понимал: она хотела, чтобы я остался здесь, получил шанс на лучшую жизнь. Ольга пожалела меня и приняла под свое крыло. Ей нравились мои туфли, она всячески одобряла мою работу. Когда я пытался заработать на собственный бизнес, сказала, что не станет брать с меня денег за комнату. Хотела, чтобы я преуспел в своем деле.
