Но Кэрол чувствовала себя так, словно свое будущее, всю свою жизнь она оставила на острове Фэр, когда пришлось бросить малыша у реки возле дома Мири Шене. Она была уверена, что возненавидит проклятого малыша, сидевшего в ней многие месяцы, превратившего ее жизнь в сплошное несчастье. Но Кэрол не ожидала, какое нежное чувство проснется в ней при виде младенца. Он был такой маленький, беспомощный и… и такой невероятно прелестный с его крохотными пальчиками на ручках и ножках.
«Не смотри на него и, что бы ты ни сделала, не давай ему имени», – посоветовала Одиль.
Но в сердце Кэрол уже окрестила его, дав ему имя Жан Батист в честь своего любимого дедушки. Прижав ребенка к груди, Кэрол прошептала слова благодарности Одиль и Урсуле за помощь в родах, но она изменила свое решение. Ей больше не хотелось присоединяться к тайному обществу Серебряной розы.
Именно тогда она впервые увидела уродливую сторону характера Урсулы Грюэн. Но раздумывать было поздно, заявила Урсула. Они доверились Кэрол, поделились с ней своей тайной. Она знала слишком много о Серебряной розе, чтобы просто уйти. Их договор скреплен кровью, и разорвать его невозможно. Кэрол должна присоединиться к Серебряной розе, а ребенка принести в жертву.
Кэрол вцепилась в ребенка. Она готова была пойти за Урсулой и Одиль, как обещала, но зачем же убивать младенца. Жана Батиста можно оставить у ее тети и дяди. Они всегда обещали позаботиться о ребенке, если родится мальчик.
Однако ее мольбы не были услышаны. Урсула вцепилась в ребенка. Жан заплакал, и Кэрол пришлось отпустить его, испугавшись, что они поранят его во время потасовки. Изможденная родами, Кэрол могла только кричать, когда Урсула оторвала от нее малыша.
Одиль склонилась над кроватью, чтобы успокоить ее, быстро прошептав на ухо:
– Ради спасения соберись с мыслями. Урсула выбьет из малыша мозги прямо у нас на глазах, а тебя прикончит.
Кэрол сдержала рыдания, отчаянно пытаясь что-нибудь придумать или сказать, чтобы спасти своего ребенка. Как она жалела, что вообще повстречалась с Одиль и Урсулой на берегу в тот день, жалела, что слушала лукавые сказки про Серебряную розу, о том, что колдунья была защитницей всех женщин, оскорбленных и обиженных их любовниками, мужьями, родственниками, всем этим жестоким и несправедливым миром. Стоило только присоединиться к ней, и у Кэрол никогда не будет страха и обид, никогда не будет она страдать от несправедливости, жестокости и беспомощности.
Какая она дура, что слушала их дикие россказни. Почему она была такой злой и тупоголовой, когда Мири Шене пожалела ее, предложила помощь…
Мадемуазель Шене. Вспомнив Хозяйку леса, ее мягкие, добрые серебристо-голубые глаза, Кэрол почувствовала невероятный покой, появилась надежда, возможно единственная для ее маленького Жана. Она проглотила слезы и извинилась за минутную слабость с трудом она сумела притвориться, что ребенок вызывает в ней отвращение, и заявила, что знает место на каменистом берегу реки в лесу, где можно оставить младенца. Это было совершенно глухое место, нагло лгала она.
Но, когда настал миг прощания с Жаном, смелость почти оставила ее. Однако она проглотила слезы и осторожно положила его у воды, завернув в свою любимую шаль, стараясь не думать, какой он хрупкий и какой темный и страшный лес стоит вокруг него. Вместо этого она молилась, чтобы вся любовь, которую вложила ее бабушка в эту цветастую шаль, как-то защитила и сберегла ее маленького мальчика, пока Мири Шене не найдет его. Ей казалось, что она ловко провела Урсулу и Одиль. Урсулу в особенности, потому что она не была умной. Но Кэрол не знала, как сильно недооценивает эту женщину. Когда они были уже далеко от острова Фэр, Урсула объявила со зловещей улыбкой, что оставила в подарок Хозяйке леса ядовитую, серебряную розу.
Вполне вероятно, что теперь и мадемуазель Мири, и Жан уже мертвы. Пытаясь не расплакаться, Кэрол чувствовала, как горят от слез ее глаза. Нет, в такое поверить нельзя. Если об этом не думать, оно и не случится. Она молилась, чтобы ангелы небесные как-нибудь спасли ее сына и Хозяйку леса. Губы Кэрол задрожали. Возможно, Всевышний не станет прислушиваться к молитвам такой злой девушки, как она. И она начала взывать к душе своего доброго дедушки, моля замолвить перед Богом словечко за нее. Жан Батист должен получить разрешение на жизнь, он должен вырасти высоким и сильным, стать хорошим человеком, прожить достойную жизнь.
Эта единственная мысль помогала Кэрол выдержать скитания все эти недели, надежда, что как-то удастся убежать, вернуться на остров Фэр. Но в начале пути она была очень слаба после родов, да и Урсула следила за ней очень старательно.
Огромная женщина ослабила свою бдительность, когда они вошли в Париж, так увлекшись разговором с Одиль, что почти не заметила, как сильно отстала от них Кэрол. Это могла быть последняя, единственная возможность для Кэрол сбежать, перед тем как они доберутся до Серебряной розы. Девушка еще больше замедлила шаг. Никто из женщин не оглянулся на нее.
Но, посмотрев вокруг себя, она ужаснулась тому, что могла потеряться в этом лабиринте грязных, узких улиц, среди моря грубых незнакомых людей с холодными, равнодушными глазами. У нее не было никакой надежды выжить без денег, в этих грязных лохмотьях. Даже на острове Фэр она слышала немало грустных историй о том, что может случиться с молоденькими девушками, поглощенными таким городом, как Париж.
Ее могли заставить работать в борделе, или… или вести преступную жизнь. Она могла даже закончить свою жизнь пеньковой джигой. Но не лучше ли все это, чем та жизнь, которая ждет ее, когда она предстанет перед Серебряной розой?
Сердце ее забилось в отчаянии, и она замерла. Такое замешательство обошлось ей дорого, потому что Урсула заметила, что она отстала, и грозно взглянула не нее, подперев бока руками.
– Не отставай, ты, никчемная маленькая шлюха, и даже не думай убежать. Если мне придется тебя догонять, ты об этом сильно пожалеешь.
Кэрол не сомневалась, что пожалеет. Даже если ей удастся убежать, далеко уйти ей не удастся, когда на сбитых больных ногах такие волдыри. Она была в ловушке, западне, попала в нее в тот момент, как покинула остров Фэр.
Ей оставалось только плестись за Урсулой, словно побитая дворняжка. Прижавшись поближе к Одиль, она смогла увернуться от удара ногой. Маленькая темноволосая женщина рискнула улыбнуться ей, чтобы приободрить.
– Не волнуйся, Кэрол. Мы уже почти пришли. Смотри.
Девушка равнодушно посмотрела туда, куда указала Одиль, в сторону большого дома, видневшегося за высокой каменной стеной в конце улицы. Особняк нелепо возвышался среди убогих строений, словно напоминание прежних дней, когда благополучие еще не перебралось в другие места города.
На фоне угасающего дня несуразное здание с причудливыми башенками казалось темными развалинами. Но когда Кэрол подошла ближе, стараясь не отставать от женщин, то увидела, что кто-то пытался восстановить здание. В некоторых местах каменной стены вокруг здания виднелась свежая кладка, резко выделявшаяся среди старых камней.
