Безусловно, миром в долине и не пахло, и для обеспечения безопасности миссии были выделены батарея горной артиллерии, эскадрон бенгальских улан и три отряда горцев и гуркхов. Вдобавок к миссии в качестве сопровождения присоединились генерал Робертс и не менее пятидесяти его офицеров, пожелавших засвидетельствовать свое почтение новому посланнику.
С таким пышным эскортом сэр Луи Каваньяри и члены миссии прибыли в Казим-Кхел, расположенный в пяти милях от вершины Шутергарданского перевала и всего в трех милях от афганской границы – скалистой гряды, известной под названием Каратига, Белая скала. Остановившись здесь на ночь, они устроили для генерала и его людей прощальный обед, оказавшийся на удивление шумным и веселым, несмотря на то что завтра они расставались и никто не знал, какая судьба уготована миссии.
Пирушка закончилась поздно, а на следующее утро в лагерь въехал представитель эмира сирдар Хушдил-хан с эскортом из эскадрона 9-го афганского кавалерийского полка, чтобы сопровождать миссию на последнем участке пути до границы.
Представитель эмира прибыл в обществе вождя племени гильзаев, худого узколицего старика по имени Падшах-хан, к которому Уолли с первого взгляда проникся недоверием. Правда, он составил не лучшее мнение и о Хушдил-хане, чье зловещее выражение лица и хитрые бегающие глаза казались еще более неприятными, чем волчья физиономия предводителя разбойников.
– Ни один из них не вызывает у меня ни капли доверия, – шепотом признался Уолли майору медицинской службы Келли.
Тот улыбнулся, не разжимая губ, и приглушенным голосом ответил, что теперь у них нет иного выбора, кроме как доверять им. Пока они не доберутся до Кабула, эта малосимпатичная парочка и разношерстная толпа бандитов, прибывшая с ними, официально отвечают за их безопасность.
– Должен признаться, это обстоятельство меня не особо успокаивает, – задумчиво добавил доктор.
Упомянутые бандиты сидели верхом на маленьких жилистых лошадках и были облачены в потрепанную старую форму британских драгун и давно списанные шлемы, полученные от Бенгальской конной артиллерии. Они были вооружены гладкоствольными карабинами и тулварами, и Уолли, с профессиональным интересом разглядывая пеструю шайку, решил, что в случае чего разведчики легко справятся с ними. Прежде он не видел такого диковинного собрания воинов нигде, кроме как в деревенских любительских спектаклях, и, если бы не свирепые бородатые лица мужчин и стальной блеск в глазах, они производили бы смехотворное впечатление.
Но Уолли нисколько не развеселился, прекрасно понимая, что, несмотря на нелепые наряды и неумение держать строй, эти люди не ведают страха, да и милосердия тоже. И, как майор Келли, он не нашел успокоения в мысли, что эмир Афганистана вынужден поручать таким людям поддерживать порядок в Кабуле и защищать британского посланника и его свиту.
«Мы сумеем справиться с этой шайкой, если они попытаются затеять что-нибудь по дороге, – подумал Уолли, – но на их место неминуемо придут другие. Сотни других… тысячи. А у нас меньше восьмидесяти человек для защиты миссии».
На пути к Каратиге Уолли пришло в голову, что, возможно, Аш в своем рассказе о ситуации в Кабуле и непрочности власти нового эмира не так сильно сгущал краски, как ему хотелось думать. Ибо если угрюмый сирдар с бегающими глазами, волкоподобный вождь гильзаев и одетый в обноски эскадрон являлись лучшими людьми, которых эмир мог прислать, чтобы встретить британскую миссию и проводить до Кабула в целости и сохранности, тогда, похоже, обстановка там действительно почти такая хаотичная, как описывал Аш. Коли так, значит, он недооценил друга. Правда, сам он не поступил бы иначе, даже если бы принял на веру все до последнего слова, и Аш наверняка понимал это.
Сколь ни велика была бы опасность, он не согласился бы поменяться местами ни с кем на свете, и, когда британские отряды, провожавшие миссию до границы, двинулись обратно, Уолли искренне посочувствовал им, ведь они покорно возвращались в Куррам и к своим служебным обязанностям в гарнизоне, тогда как он, Уолтер Гамильтон, едет навстречу приключениям, в легендарный город Кабул…
Афганская делегация разбила палатку на плоском участке земли у подножия Шутергарданского перевала, и здесь представитель эмира и гильзайский вождь устроили банкет для сэра Луи, генерала Робертса и пятидесяти британских офицеров, после которого хозяева и гости снова сели на лошадей и вместе направились к вершине, где на расстеленных на земле коврах состоялось чаепитие. Воздух на гребне перевала был прохладным и бодрящим, и панорама окрестных пиков и мирной Логарской долины далеко внизу могла поднять настроение любому, кроме самого закоренелого пессимиста. Но солнце уже спускалось к горизонту, и Хушдил-хан со своими гостями поспешил вперед и вниз, к афганскому лагерю, где после обмена любезностями и прощальными словами Робертс и его офицеры оставили миссию.
Неосведомленный сторонний наблюдатель, слушая веселые напутствия и пожелания всего доброго, не заподозрил бы ни одного из начальников в каких-либо тайных страхах, ибо Каваньяри уже давно вновь обрел спокойствие, на время покинувшее его при виде сороки. Оба, находясь в прекрасном расположении духа, выразили надежду увидеться зимой, обменялись рукопожатием и, пожелав друг другу удачи, разъехались в разные стороны.
Но они не проехали и пятидесяти ярдов, когда вдруг по какому-то внутреннему побуждению одновременно остановились, развернули лошадей и посмотрели друг на друга.
Уолли, машинально придержавший свою лошадь, увидел, как они обменялись долгим взглядом, а потом быстро поскакали вперед и молча еще раз пожали друг другу руки, прежде чем снова расстаться. Этот странный эпизод внушил молодому человеку безотчетную тревогу и значительно омрачил яркие впечатления восхитительного дня. И когда отряд стал лагерем на ночь у западного подножия перевала, Уолли лег спать с карабином под рукой и револьвером под подушкой – и спал отнюдь не крепко.
Через пять дней британскую миссию приняли в Кабуле с такими же почестями, какие в свое время были оказаны генералу Столетову и русскому дипломатическому представительству. Две торжественные процессии, вступавшие в столицу, различались лишь размерами (свита Столетова была значительно многочисленнее и внушительнее) да национальными гимнами, исполнявшимися в честь гостей.
Ни одна из них не вызвала удовольствия у населения. Но зрелище есть зрелище, и жители Кабула снова высыпали на улицы, чтобы насладиться бесплатным тамаршем и поглазеть на парадных слонов, враскачку проходящих мимо с новым иностранным посланником и его политическим советником в позолоченных паланкинах, да на следующий по пятам за ними военный эскорт, на сей раз совсем маленький: всего два сахиба и отряд из двадцати пяти кавалеристов.
Но что бы там ни думали в толпе, сэр Луи не имел поводов для критики. Солдаты афганских полков, выстроившиеся вдоль улиц и сдерживавшие напирающих зевак, отдавали проезжающему мимо них посланнику честь, пусть неуклюже, а когда он въехал в Бала-Хиссар, гром военных оркестров, грянувших «Боже, спаси королеву», почти потонул в грохоте пушек, произведших королевский салют. Это был в высшей степени удовлетворительный прием – триумфальное подтверждение правильности его политики и звездный час его жизни…
