– Убейте неверных и присоединяйтесь к нам! – кричали зычные голоса невидимых людей, крушащих хлипкую саманную стенку двора. – Мы ничего не имеем против вас. Вы наши братья, и мы не желаем вам зла. Отдайте нам ангрези – и мы отпустим вас на все четыре стороны. Присоединяйтесь к нам, присоединяйтесь к нам!
«Благодарение Господу за молодого Уолли, – подумал Рози, прислушиваясь к неумолчным призывам. – Если бы не он, некоторые из наших людей, возможно, не устояли бы перед искушением поступить именно так, чтобы спасти свои шкуры». Но Уолли, похоже, знал, как противостоять этим заманчивым предложениям и поднять дух гарнизона, не только своих джаванов, но и многочисленных штатских – слуг и канцелярских работников, укрывавшихся в резиденции. Он, казалось, обладал способностью находиться в полудюжине разных мест одновременно – сейчас он на крыше одного из двух домов, а в следующий миг уже в казармах или во дворе, а еще мгновение спустя в комнатах, где лежат раненые и умирающие: хвалит, подбадривает, утешает, поднимает на смех малодушных, отпускает шуточки и распевает во все горло, взбегая по лестнице, чтобы поддержать словом тающую группу разведчиков на крыше офицерского собрания или сипаев на крыше казарм, ведущих огонь по мятежникам под ненадежным прикрытием парапетной стенки.
Рози посмотрел на умирающего посланника и подумал: «Когда он умрет, вся ответственность за оборону этой крысиной ловушки ляжет на плечи молодого Уолли… Уже лежит. Впрочем, надежнее плеч не найти». Он повернулся и вышел из комнаты, затворив за собой дверь и велев одному из слуг сидеть подле нее и никого не впускать: у бара-сахиба болит голова, и ему нужно отдохнуть.
Комната располагалась в глубине дома и была сравнительно прохладной, но, когда Рози вышел за порог, на него накатила волна жара и вони, ибо солнце стояло высоко над головой и во дворе резиденции почти не было тени, а на крышах, где находились разведчики, так и вовсе не было. Свежесть раннего утра давно исчезла, и в знойном воздухе воняло серой и черным порохом, а из нижних комнат обоих домов шел тошнотворный всепроникающий запах свежей крови и йодоформа – и прочие, еще более отвратительные запахи, которые усилятся с течением времени.
«У нас скоро кончатся медикаменты, – подумал Рози, – и бинты, и корпия. И люди…» Он взглянул через плечо на закрытую дверь и, почти бессознательно отдав честь, спустился по лестнице в душные, жаркие, зловонные комнаты, где жужжащие рои мух усугубляли страдания раненых, стоически терпевших все муки.
Многие мятежники пробрались обратно на территорию миссии и укрылись в конюшнях и за многочисленными глинобитными стенами, в которых они прорубали бойницы и сквозь них вели огонь по казармам и резиденции. Но у Уолли не хватало солдат для очередной вылазки. Его ненадежные укрепления между вражескими позициями на территории миссии и соседними домами, на крышах которых собиралось все больше стрелков, подвергались яростному обстрелу, и казалось удивительным, что в гарнизоне еще остались живые. Но живые все же остались, хотя их численность стремительно сокращалась. Тот факт, что противник нес значительно большие потери, не утешал. Уолли прекрасно понимал: у афганцев неисчерпаемые резервы и, сколько бы раз разведчики ни отбрасывали их и сколь бы многих ни убили, сотни других мгновенно придут на смену, точно зубы дракона. Но заменить убитых и раненых в резиденции некому. И из дворца по-прежнему никаких известий и никакой помощи…
Он принимал контрмеры против афганцев, пробивающих стену двора, когда запыхавшийся совар сбежал по лестнице с крыши офицерского собрания и сбивчиво доложил, что мятежники на улице притащили длинные лестницы и перекидывают их с домов напротив подобием мостов, по которым карабкаются, точно мартышки. Несколько из них уже достигли крыши – и что делать защитникам резиденции? Им не выстоять против такого количества врагов.
– Отступайте вниз по лестнице, – резко приказал Уолли, – но медленно, чтобы афганцы последовали за вами.
Совар убежал, а Уолли передал аналогичный приказ разведчикам на крыше дома посланника и, велев джамадару Мехтаб Сингху следовать за ним со всеми джаванами, каких только можно отозвать с позиций, бросился в здание офицерского собрания.
Разведчикам удалось скинуть первые лестницы на головы толпы. Но за ними появились другие – полдюжины, самое малое, – и хотя первые афганцы, достигшие крыши, были убиты выстрелами в упор, остановить поток людей, карабкавшихся следом за ними, не представлялось возможным, а потому маленькая группа разведчиков отступила к лестнице и стала спускаться, ступенька за ступенькой.
Уолли с подкреплением застал их на верхней лестничной площадке. В руке он сжимал заряженный револьвер, но стрелять не стал, а энергичным жестом приказал джаванам спускаться ниже и отдал короткие распоряжения, с трудом перекрывая дикие вопли афганцев, которые, увидев отступление противника, ринулись к лестнице и понеслись вниз по ступенькам, размахивая тулварами и толкая друг друга. А разведчики продолжали отступать в явном беспорядке, теснясь, пихаясь, оглядываясь через плечо на ходу…
– Давай! – проорал Уолли, вскакивая на плетеное кресло, стоявшее у двери его спальни. – Маро!
И когда разведчики повернулись кругом в узком коридоре и бросились на афганцев из первых рядов, он выстрелил поверх их голов в мятежников, которые толпились выше по лестнице и не могли отступить, потому что сзади напирали другие.
Даже плохой стрелок едва ли промахнулся бы с такого расстояния, а Уолли стрелял превосходно. В течение шести секунд полдюжины афганцев свалились с крутой лестницы с пулей в мозгах, и еще столько же, споткнувшись на бегу о тела, кубарем покатились вниз, точно овцы с крутого берега, и погибли от сабель и штыков разведчиков.
Амброуз Келли, услышав шум сражения и поняв, что враг ворвался в здание офицерского собрания, мигом сменил скальпель на револьвер и кинулся наверх, но был отброшен назад людьми, которые кололи, рубили и сцеплялись друг с другом (в такой тесноте саблями особо не помашешь) или орудовали карабинами и винтовками, как дубинками, не имея времени перезарядиться. Впрочем, Рози со своей позиции не мог даже воспользоваться револьвером. Но Уолли, чьи голова и плечи возвышались над толпой, заметил доктора, понял, что тот не решается стрелять в такую кучу-малу, стремительно спрыгнул со стула, выхватил у доктора оружие и, вернувшись на прежнюю выигрышную позицию, воспользовался им наилучшим образом.
Треск выстрелов, давка на лестнице, дикие вопли и столпотворение внизу заставили афганцев в задних рядах осознать, что предводителей постигла беда. Они остановились на верхних ступеньках, а несколько из них, потеряв голову, начали яростно палить по участникам ожесточенного сражения, тогда как остальные спешно отступили и больше не предпринимали попыток вторгнуться в резиденцию сверху. Из их товарищей, столь отважно ринувшихся вниз по крутой лестнице, назад не вернулся ни один.
– Давай, Рози! – задыхаясь прокричал Уолли, бросая разряженный револьвер обратно владельцу и торопливо заряжая свой собственный. – Они удирают! Теперь у нас есть шанс выбить их с крыши!
Он повернулся к Хасан Гулу, который привалился к стене лестничной площадки, тяжело дыша от напряжения, и приказал собрать всех остальных, подняться на крышу и прогнать оттуда противника. Но сипай помотал головой и хрипло проговорил:
