– Что мне имена? – прошептала Анджули, тесно обвивая руками его шею. – Я пойду туда, куда пойдешь ты, и буду жить там, где будешь жить ты, и молиться, чтобы боги позволили мне умереть раньше тебя, ибо без тебя мне нет жизни. Но ты уверен, что не станешь сожалеть, оставив прежнюю жизнь в прошлом?
– Едва ли на свете есть люди, которые ни о чем не сожалеют… – медленно проговорил Аш. – Наверное, порой даже Бог сожалеет, что сотворил такое существо, как человек. Но все сожаления можно отбросить и предать забвению. И у меня будешь ты, ларла… одного этого достаточно, чтобы осчастливить любого мужчину.
Он поцеловал жену долгим нежным поцелуем, а затем с возрастающей страстью. Потом они долгое время ничего не говорили, пока наконец Аш не сказал, что должен немедленно спуститься вниз и увидеться с сирдаром.
Известие о том, что гости решили срочно покинуть Кабул, чувствуя, что оставаться здесь небезопасно для них, очень обрадовало напуганного хозяина дома. Но вежливость не позволила Накшбанд-хану обнаружить свои чувства, и, согласившись, что все они подвергнутся смертельной опасности, когда толпа примется ходить по домам в поисках беглецов или сторонников Каваньяри, он решительно заявил, что гости могут остаться, коли желают, а он, со своей стороны, сделает все возможное, чтобы защитить их. Убедившись в их твердой решимости уехать, он предложил всю помощь, какая может потребоваться, и вдобавок дал Ашу много дельных советов.
– Я тоже покину город сегодня, – признался сирдар. – Пока страсти не улягутся, в Кабуле не место тем, кто служил сиркару. Но я тронусь в путь в час ночи, когда все будут спать – даже воры и головорезы, которые усердно потрудились сегодня и не станут бодрствовать ночью. Я бы посоветовал вам поступить так же. Луна взойдет только в два, и если мой путь короток и легок, то о вашем такого не скажешь. Когда вы удалитесь на изрядное расстояние от города, вам понадобится лунный свет. Куда вы отправитесь?
– На поиски нашего царства, сирдар-сахиб. Нашей Дур-Хаймы – наших далеких шатров.
– Вашего царства?
Сирдар уставился на него с таким недоумением, что Аш чуть заметно улыбнулся.
– Вернее сказать, мы надеемся найти наше царство. Мы отправимся на поиски места, где мы сможем спокойно жить и трудиться, где люди не убивают и не преследуют друг друга забавы ради или по приказу правительства – либо потому, что кто-то говорит, думает и молится иначе или имеет другой цвет кожи. Я не знаю, есть ли такое место, а если мы все-таки найдем его, не окажется ли, что там слишком трудно жить: построить дом, выращивать фрукты, овощи и пшеницу, воспитывать и обучать наших детей. Однако в прошлом великое множество людей жило такой жизнью. Бессчетное множество – со дня изгнания наших прародителей из рая. А что делали другие, сможем сделать и мы.
Накшбанд-хан не выразил ни удивления, ни неодобрения. Там, где европеец стал бы возражать и отговаривать, он просто кивнул, а узнав о намерении Аша найти долину в Гималаях, согласился, что лучше всего двинуться по караванному пути к Читралу, а оттуда через перевалы добраться до Кашмира.
– Но вам нельзя брать своих лошадей, – сказал сирдар. – Они непригодны для путешествия по горам. Вдобавок они будут привлекать внимание. Я дам вам взамен четырех монгольских пони – вам понадобится один запасной. По сравнению с вашими лошадьми эти животные мелкорослые и с виду хилые, но в действительности крепкие и выносливые, как яки, и ловкие и проворные, как горные козы. Вам также понадобятся поштины и гилгитские сапоги: по мере вашего продвижения на север ночи станут холодными.
Он отказался брать плату за свое гостеприимство, заявив, что разница в стоимости трех лошадей Аша и четырех крепких мохнатых пони покроет все с лихвой.
– А теперь вам надо поспать, – сказал сирдар. – Вам придется проделать длинный путь, если вы хотите удалиться на безопасное расстояние от Кабула до восхода солнца. Я пришлю слугу разбудить вас в половине первого.
Этот совет тоже казался разумным, и Аш, вернувшись к Джули, велел ей постараться выспаться, поскольку они выедут не раньше часа ночи. Он также поговорил с Гул Базом, сообщив о своих планах и попросив рассказать обо всем Зарину по возвращении в Мардан.
– Здесь наши пути расходятся, – сказал Аш. – Как ты знаешь, я позаботился о твоем содержании: тебе будет выплачиваться пенсия до самой твоей смерти. Это точно. Но любых денег мало, чтобы вознаградить тебя за твою заботу обо мне и моей жене. За это я могу лишь горячо поблагодарить тебя. Я никогда тебя не забуду.
– А я не забуду вас, сахиб, – сказал Гул Баз. – Не будь у меня жены и детей в Хоти-Мардане да кучи родственников в краю юсуфзаев, я бы отправился с вами на поиски вашего царства и, возможно, остался бы жить там с вами. Но я не могу. Тем не менее мы расстанемся не нынче ночью: в такое беспокойное время мем-сахибе негоже путешествовать по Афганистану в сопровождении только одного защитника. Два всяко лучше, чем один, а потому я провожу вас до Кашмира и оттуда вернусь в Мардан по дороге, что ведет из Мури в Равалпинди.
Аш не стал с ним спорить: он понимал, что никакие доводы на него не подействуют, а самое главное, Гул Баз действительно принесет неоценимую пользу, особенно в первой части путешествия. Они еще немного поговорили, а потом Аш вернулся к жене в маленькую комнату, и вскоре оба заснули, изнуренные ужасными переживаниями долгого, мучительного дня, а Анджули – испытывая безмерное облегчение при мысли о скором отъезде из неистового, залитого кровью Кабула и долгожданном возвращении в знакомые края своего детства. В огромные леса, где растут ели, деодары, каштаны и рододендроны, где воздух напоен ароматом хвои, диких гималайских роз и адиантума, где ты слышишь тихое дыхание ветра в верхушках деревьев и журчание воды и видишь, высоко и далеко, безмолвные твердыни оснеженных гор и ослепительно-белое чудо Дур-Хаймы.
С этой мыслью она заснула счастливая впервые за много дней. Аш тоже спал крепко и проснулся освеженным.
Он вышел из дома на полчаса раньше жены и Гул База, ибо должен был сделать одно важное дело, не требовавшее присутствия никого другого, даже Джули. Он попрощался с сирдаром и ушел пешком, вооруженный одним револьвером, тщательно спрятанным под одеждой от посторонних глаз.
На улицах не было ни души, если не считать крыс, шмыгавших вдоль сточных канав, да немногочисленных тощих котов, рыскавших в поисках добычи. Аш не встретил по дороге даже ночного сторожа. Весь Кабул спал, причем за закрытыми ставнями: несмотря на жару, мало кто решился оставить открытым хотя бы одно окно, и все дома с виду походили на крепости. Только ворота Бала-Хиссара по-прежнему оставались открытыми и без охраны: часовые, дежурившие, когда взбунтовался Ардальский полк, покинули свои посты, чтобы принять участие в нападении на резиденцию, и не вернулись, а позже другие последовали их примеру, и после кровавой бойни никому не пришло в голову поставить новых часовых или приказать закрыть ворота.
В небе над Бала-Хиссаром тускло светилось зарево пожара, но здесь, как и в городе, двери и ставни во всех домах были закрыты и заперты. Крепость была погружена в густую тьму, если не считать нескольких огоньков во дворце, где эмир совещался со своими министрами, да территории резиденции, где здание офицерского собрания все еще горело красным пламенем, языки которого взмывали ввысь, опадали и снова взмывали, и от пляшущих багровых отсветов лица мертвецов с остекленелыми глазами казались живыми и осмысленными.
