Значит, путь через тоннели — не единственный.
Есть другой, по которому, возможно, ушли Лео и Кьяра, а пес отправился следом.
У Алекса засосало под ложечкой: если пес сопровождал метеоролога и закончил свою жизнь здесь, что случилось с остальными? Что случилось с Кьярой? Сидя у трупа Боно, он этого не узнает.
Но вчерашним вечером в Аллее Влюбленных она заблудилась…
В который раз он слышит эти слова?
В третий или четвертый. Едва закончившись, песня начинается снова, самая настоящая пытка для ушей!.. Алекс попытался спастись от навязчивого мотивчика, крепко прижав руки к черепу, но мелодия все равно просочилась в его сознание, не потеряв ни децибела. Где он находится, черт возьми? Над «Левиафаном», под ним? Что представляет собой топография дома и горы, к которой он прилепился? Об этом наверняка знает Лео. Об этом знали рабочие, которые отстраивали «Левиафан», но они давно покинули долину. Об этом знал инженерный гений Игнасио: теперь его рисованный палец, приложенный к рисованным же губам, выглядит форменным издевательством. А Алекс не знает ничего. И ему нечем защититься в случае возможного нападения: тесло и веревка остались далеко внизу, фонарик потерян безвозвратно. Стоит ли испытывать судьбу? Быть может, лучше вернуться в дом, к единственному человеку, который подает хоть какие-то признаки жизни, — Сэбу? Но Алекс вовсе не уверен, что, спустившись и пройдя по тоннелю, он снова окажется в подвале «Левиафана».
Отчего умер пес?
Видимых повреждений на теле Боно на первый взгляд не было. Алекс осторожно ощупал руками спину и бока, приподнял переднюю лапу и опустил ее, а затем сместился к шее. И только тогда почувствовал под пальцами что-то липкое. Кровь. Псу перерезали горло, как за много часов до этого перерезали горло Джан-Франко. Как за много десятилетий до этого перерезали горло десяти альпийским стрелкам.
Мисс Отис сожалеет, что не может прийти на обед.
В проклятом месте нет ни одного уголка, где можно почувствовать себя в безопасности, и это делает бессмысленным возвращение в подвал «Левиафана».
Оторвав ладони от шеи пса, Алекс мельком взглянул на них: так и есть — кровь. На этот раз ее вид испугал молодого человека гораздо меньше, чем в самый первый раз, когда он снял рукавицу на лестнице. Та кровь просочилась ниоткуда и ушла в никуда, а эта принадлежит Боно. Он не будет думать о том, что Лео и Кьяра разделили судьбу бедняги-сенбернара, и не станет думать, что и его может постигнуть та же участь. Он просто пойдет вперед.
— Эй! — крикнул Алекс в туман. — Есть здесь кто-нибудь?
Звонкое эхо повторило его слова дважды, но ответа не последовало.
Этот тоннель оказался намного короче предыдущих, а сумерки не сгущались и не рассеивались. Метров через пятьдесят Алекс уткнулся в арку, за которой его поджидала комната. На секунду ему показалось, что он снова вернулся туда, откуда начал свой путь по тоннелям: тот же небольшой природный грот с аварийной лампочкой под потолком, те же разбегающиеся во все стороны нити электропроводки. Даже ящики у стены были теми же. Но та комната была природным ледником, а в этой по стенам сочилась вода. Этим и объяснялся эффект капели, которую Алекс слышал еще в коридоре. Звук падающих капель быль единственным, мисс Отис больше не терзала ушей — никто больше не сожалел ни о чем, песня закончилась. Или была оборвана на полуслове, как только Алекс ступил под своды грота.
Он осторожно приблизился к ящикам и откинул крышку одного из них: пусто. К тому же доски, из которых были сколочены ящики, разбухли от сырости, потемнели и кое-где начали подгнивать. Во втором ящике тоже ничего не нашлось, зато в третьем его ждали несколько карабинов и снайперская винтовка. Отдельно от нее, в другом углу ящика, валялся оптический прицел. Алекс несказанно обрадовался находке, но мгновенно вспыхнувшая радость оказалась преждевременной: карабины и винтовка были ржавыми, очевидно, они хранились здесь еще со времен войны и принадлежали кому-то из альпийских стрелков.
Толку от них не больше, чем от палки или куска трубы.
Несмотря на явную бесполезность оружия, расставаться с ним Алекс не спешил. Он выбрал снайперскую винтовку, подхватил прицел и попытался водрузить его на место. Винтовка не будет функционировать даже с прицелом, зачем он это делает — непонятно.
Вопреки ожиданиям, прицел вошел в пазы достаточно легко, и, когда конструкция была собрана, Алекс вытащил из кармана брезентовый ремень и прикрепил карабины к маленьким кольцам, — готово!.. Прежде чем забросить винтовку за спину, он протер окуляр и заглянул в него. Дальняя стена мгновенно приблизилась, но, кроме расплывчатых пятен, ничего разглядеть не удалось. Этот прицел рассчитан на другие расстояния, на открытые пространства, которых Алексу так не хватает. Не отнимая окуляра, Алекс обшарил взглядом пол возле стены.
Пластинка!
Пластинка с отбитым краем, она валялась возле стены.
DECCA — было написано на синей бумажной этикетке в центре пластинки. И — чуть ниже:
MISS OTIS REGRETS
(She’s Unable to Lunch Today)
(Porter)
ETHEL WATERS
Этикетка местами вспучилась от сырости и изобиловала темными затекшими пятнами, но текст просматривался хорошо. «Декка» — название звукозаписывающей студии, Этель Уотерс — имя исполнительницы, Портер — скорее всего, композитор, ну а с песней Алекс хорошо знаком. Если это та самая пластинка, которая играла…
Стоп-стоп. Она не может быть той самой пластинкой, воспроизвести на ней звук невозможно. Даже если бы здесь стоял новехонький патефон — все равно невозможно. У мисс Отис отбит край, а сквозь окуляр видны и другие механические повреждения: сколы и глубокие царапины. С пластинкой все было в порядке десятилетия назад, когда на карабинах и винтовке еще не появилась ржавчина. А сейчас это просто ненужное старье, кусок шеллакового дерьма.
Забросив винтовку за спину, Алекс подошел к пластинке и брезгливо коснулся ее носком ботинка, как будто это было какое-то неприятное дохлое насекомое, мокрица или многоножка. А потом наступил на нее всей подошвой. Раздался характерный, не слишком приятный для уха скрежет, но пластинка устояла, не треснула окончательно. Тогда Алекс поднял ее и швырнул в стену: мелкие черные осколки брызнули во все стороны. Досталось и Алексу: несколько осколков, отскочив от стены, ударили в лицо. Боль была несильной, царапающей и вскоре прошла. Куда больше Алекса беспокоила рука, надо бы все же осмотреть ее.
Но оставаться в мокнущем склепе не хотелось, надо поискать местечко посуше и поприятнее, если здесь есть вообще хоть что-то соответствующее этому определению.
Алекс будет надеяться на лучшее.
Он будет надеяться, что за гротом его не ждет подвал с нарисованным на стене Игнасио, что его не ждет темный и мрачный «Левиафан», — иначе кошмар снова двинется по кругу. Надежда все еще остается: этот грот всего лишь похож на тот, что остался внизу, — тут нет ни одной двери, лишь арочные проемы. А «Левиафан» отделяла от тоннелей железная дверь с мощным запирающим механизмом.
