– Это выяснить несложно, – включился в разговор Гагаузенко, – но лучше сама расскажи правду.
– Выясняйте, – ответила Женя, которой захотелось заплакать от жалости к жизни, которую она потеряла, словно оставив пальто на вешалке в университетском гардеробе.
Девушка посмотрела в сторону, чтобы никто не заметил, что она вот-вот заплачет. Но слезы, которые катились у нее обычно по всяким пустякам, тут проявили выдержку. Да и сама Женя не хотела показывать свою слабость.
– А кстати, кто сказал, что я опасный человек? – спросил Метлицкий и уставился на Женю.
– Моя тетка. Нику Колосову помните?
Метлицкий помотал головой. Но Женя ему не поверила.
– Ника и Вика Колосовы – две сестры. Неужели забыли их?
Леонид Иванович усмехнулся.
– Ну да, припоминаю что-то. В ментовку меня сдали. А я их не наказал.
– А то, что Вику в «Кресты» упрятали только за знакомство с вами, это как?
– Точно, – снова усмехнулся Метлицкий, – беременную студентку и на парашу. Как давно это было… Лет двадцать пять прошло. Или больше? Точно, двадцать семь почти.
– Как беременную? – растерялась Женя.
– А вам об этом разве ничего неизвестно? С вами не поделились семейными тайнами?
Метлицкий начал разглядывать Женю.
– Если Ника ваша тетка, значит, Вика – ваша мама. Так ведь?
Девушка промолчала. Услышанное только что ошеломило ее настолько, что она уже жалела, что проговорилась. Мысли путались.
– При Советах менты настоящие звери были. Одно слово – мусора. Им что дочь известного журналиста, что вокзальная шлюха, дай только повод схватить и в кутузку засунуть. А могли и просто так для забавы, – принялся вдруг разглагольствовать криминальный олигарх, глядя почему-то на Гагаузенко. – А сейчас жизнь их обломала: на фирменных лайбах рассекают, из кабаков дорогих не вылезают, получая грошовые оклады. В девяностых все лучше было. Я тогда ментов с руки кормил, и порядку было. Встретил как-то бывшего майора Ложкина, который меня когда-то брал. Он, кстати, сам подошел, спросил: «Как дела?» Будто бы интересно ему, как его «крестники» в новой жизни устроились. А сам в таком занюханном костюмчике, в котором и на улице-то стыдно появиться, ботинки стоптаны, рубашонка на воротнике протерлась. Он на пенсию как раз вышел и устроиться на нормальную работу не мог. Сторожем на автостоянке, кстати, мне принадлежавшей, горбатился. Я ему и говорю: «Хочешь работу непыльную? Косую зеленых в месяц отстегивать буду». И он спрашивает: «А что делать надо?» Отвечаю: «Машину мою по вечерам мыть, но так, чтобы блестела». Смотрит на меня Ложкин, глаза кровью налились. А тысяча баксов в середине девяностых – большие бабки были. Согласился, конечно. Я лопатник достал, вытащил брикет бакинских, отслюнявил ему штуку: «Получи аванс за месяц вперед». У него рука так и дернулась. Но удержался – не взял. «Не заработал пока», – говорит. Но машину мою потом вылизывал, будьте нате. Когда у него инсульт случился, так жена прибегала, тоже старалась. Я ей как-то пятьсот баксов дал просто так, типа мужу на лекарства, так она аж прослезилась, руки мои, кажется, целовать была готова. Хотя ненавидела меня, вероятно, в ту минуту: они-то с муженьком, честные, но нищие, а я, вор-рецидивист, весь в шоколаде…
Женя смотрела в сторону. На стене висела картина, на которой трое мужчин в камзолах играли в карты.
– Девушка, вам не интересен мой рассказ? – спросил ее Метлицкий.
– Очень даже, – соврала Лукошкина.
Леонид Иванович обернулся и тоже поглядел на полотно.
– Хорошая вещь, мне ее один политик подарил. Он в Думе заседал, а живопись – его страсть. Как богатеть начал, в коллекционеры записался, скупал подряд все, что казалось ему ценным. У чьих-то потомков, у барыг, у домушников. Ему плевать было, краденая вещь или чистая. Я ему в одном деле услугу оказал, так он мне эту картину и презентовал, заметил, видно, как я на нее смотрю. Здесь же катка изображена. Видно, как двое катал обувают лоха в гостинице. Тема мне знакомая. Я же родом из Жихарева – есть такой маленький поселок при станции. Работы там для мужиков никакой, если только путевым обходчиком. А кому охота в дождь и в мороз пеходралом по рельсам шастать и колотушкой по стыкам стучать? Вот все мужское население Жихарева и работало по поездам. У нас целые династии шулеров были. Оба брата мои тоже. Я с ними иной раз ездил, когда в школе учился. Но тогда я хотел в люди выбиться, не так, как мои земляки. Учился, старался, читал много. Поступил в железнодорожный институт. На первом курсе пригласил меня приятель в гости: я ж в общаге, а он местный. Пришел к нему и прибалдел от роскоши – отец-то моего сокурсника торговой базой заведовал. Я на всякий случай осмотрел замки. Они финские были, по тем временам дорогие, и те, кто ставил их у себя, думали, что хорошо защищены. Наивные люди! Считали, что чем дороже замок, тем надежнее. Я через недельку заглянул к приятелю, когда тот на лекциях сидел, а его родители на работе крутились, и вынес что мог утащить. Скинул все потом за десять тысяч – большие по тем временам деньги. Особо не шиковал, но друзьям, что в общаге голодали, помогал. Сокурсник просек, что моих рук дело, и сдал меня. Правда, к тому времени я еще парочку квартир посетил. Влепили мне по еще советской сто сорок четвертой статье пять лет. Через три года вышел по условно-досрочному. В институте меня, конечно, не восстановили…
Раздалась приглушенная мелодия мобильного телефона. Метлицкий вынул из кармана аппаратик и приложил к уху. Выслушал, что ему доложили, буркнул: «Проверяйте дальше» – и положил телефон на стол перед собой. Затем посмотрел на Женю.
– Кто такой Сергей Николаевич?
– Сосед, – ответила она, стараясь оставаться спокойной.
– Сколько лет? Как выглядит?
Женя пожала плечами.
– Я почему спрашиваю… – начал объяснять Метлицкий. – В нашей базе нет такого человека. Вы можете это объяснить?
– Почему я должна знать что-то о вашей базе?
– Как сосед выглядит?
Женя задумалась, словно вспоминала, и ответила:
– Около пятидесяти или больше. Невысокого роста. Волосы редкие, с сединой, на лбу залысины.
На самом деле она описывала соседа по площадке, имени которого не помнила, да и видела его редко.
– Чем занимается? – поинтересовался Гагаузенко и коротко посмотрел на Метлицкого.
А Леонид Иванович махнул рукой.
– Какая разница: явно не тот.
Но Женя все равно ответила:
– Служит где-то. В Федеральной службе безопасности, кажется.
Лукошкина ляпнула первое, что пришло в голову, но ее собеседники, судя по всему, поверили.
– В ФСБ, что ли? – переспросил Метлицкий.
А Гагаузенко услужливо подсказал:
– Вот почему его нет в нашей… то есть в вашей базе.
