— Это вино пятилетней выдержки! — торжественно сказал Юрий Петрович уже за столом. — Оно для особых случаев, сейчас именно такой.
Он осторожно открутил проволоку, которой прикручена пробка, открыл и — половина напитка выпрыгнула из бутылки, что ничуть не огорчило винодела. Старикан разлил по хрустальным бокалам мутноватое шипучее вино, пригубили… Хорошо, что осталось всего полбутылки, вино просто редкая гадость! Не желая обижать гостеприимного хозяина, пожертвовавшего чуть ли не раритетом, молодежь пила и улыбалась ему, причмокивая.
* * *
Федосов Павел готов в лепешку разбиться ради этой девочки, но как человек понимающий, что сильно отстает от Лены по многим показателям, больше помалкивал при ней. Он побаивался ее. А мог бы за свои бабки требовать всех удовольствий по прейскуранту, раньше так и делал, не считаясь с партнершей, а лишь тупо используя ее месяц-другой, затем прогоняя. Честно говоря, не думал он, что в сорок лет его ударит в сердце нечто, чего не ждал и никогда не переживал.
Павел приехал в парк «Винтаж» — это развлекательный комплекс с баней и бассейном, рестораном, сквером и мини-гостиницей. Компактно, красиво и, само собой, не для тощего кошелька. У Федосова один недостаток (но большой): он не производит впечатления крутого мэна с «Мерседесом» под задницей и круглым счетом в банке (да не одним). Квадратная физиономия с крошечными глазками, которые нельзя разглядеть под нахмуренными широкими бровями, с узким лбом, символизирующим недостаток ума; его плоскую голову украшают коротко стриженные волосы, потому что длинные превращают Пашу в неандертальца — это портрет. Разумеется, к данному портрету выдано небесами и соответствующее тело, не пробуждающее сексуальных желаний.
Он переступил границу парка, администраторша тут как тут:
— У нас вход платный.
И ее не впечатлил — по лицу видно, но он привык к этому, посему отстранил девицу рукой и зашагал дальше. Она открыла рот, чтобы разораться (некоторые забывают, что взяли на себя бремя обслуживающего персонала, а не охранника секретного объекта), однако водитель Федосова сунул ей в вырез блузки сто баксов.
— Этого хватит? Мы на минутку.
Видимо, что-то щелкнуло в мозгу девицы, она сообразила сбавить обороты:
— Карточки возьмите.
— Какие карточки? Зачем?
— На них занесут суммы, которые вы потратите за напитки или…
— Мы в забегаловках не пьем и не едим, — опустил водитель заведение ниже ватерлинии и поспешил к хозяину.
Съемку проводили у бассейна скорей всего из-за обилия экзотических растений, на фоне которых полуобнаженная Лена в парике и тиаре египетской царицы, воротнике из разноцветных бус, закрывающем плечи, смотрелась мифической богиней. Она полулежала на задрапированном тканью возвышении (стол, видимо), ее фотографировали несколько человек. Сначала Павел заметил трех дам, одетых с кричащим шиком, щелкающих камерами, попискивающих и бегающих вокруг натурщицы. Затем увидел фотографа-мужчину в рубашке сизого цвета, и вдруг… О боже! По телу Лены ползали змеи! Вместо браслетов на руках и ногах змеи, они шевелились! Змей подправлял, когда они раскручивались, молодой человек, а Лена бесстрастно выполняла команды главного фотографа. Остатки волос на голове Федосова зашевелились, да и по позвоночнику пробежали мурашки.
— Ух ты, мать твою… — произнес ошеломленный водитель. — Я бы ни за что… Брр!
Тем временем молодой человек в комбинезоне снял с натурщицы змей, положив их в корзину. Лена легла на живот, а он кинул перед ней гадюку и палкой начал ее дразнить. Гадюка взвилась…
— Кобра, что ли? — выговорил водитель.
Лена приподнялась на руках, получилось, она и кобра смотрят друг на друга. Этого стерпеть Федосов не смог, двинул к фотографам:
— Эй! Эй! Охренели? Уберите кобру, иначе…
И осекся от взгляда Лены, повернувшей к нему голову. Этот взгляд красноречиво говорил: лучше умру от укуса кобры, чем с тобой проведу хотя бы час. Павел сел на стул за свободный столик, впрочем, столики здесь были свободны все, зал сняли полностью вместе с бассейном, растениями, освещением и пустыми столами. Фотосессия продолжалась. Минут через десять к его столу подплыла молодка лет тридцати двух-трех, закурила длинную сигарету и присела рядом без приглашения. Взглянув оценивающе на Павла, усмехнулась:
— Не бойся, кобра… как бы это сказать… она импотент. Ну, без яда. У нее что-то там удалено.
— Ты фотограф? — успокоился Павел и решил завязать диалог от скуки.
— Любитель. Профи здесь только Лелик, а мы развлекаемся.
— Кто — вы? — осведомился он.
— Просто мы. Жены занятых мужей. Это твоя девочка?
Федосов счел ее любопытство бестактностью, потому не ответил. Его раздражали нагловатые бабы, которым повезло женить на себе мешки с баблом, от успеха у них закружились пустые головки, они наполнились самоуверенностью, что имеют право лезть во все закоулки. Будто он не проигнорировал ее вопрос, а дал положительный ответ, мол, да, девочка принадлежит мне, я законный ее хозяин, она сказала:
— Красивая. И не дура. Но лучше бы она была дурой.
— Это ты к чему?
Она повела ярко накрашенными глазками в его сторону, хитро сощурилась, промурлыкав тоном, который должен был подчеркнуть философский склад ума:
— Красота и глупость — идеальный вариант для успешного мужчины. А красота и ум вместе — изъян.
Он не был склонен заниматься расшифровками намеков хорошо подвыпившей бабы. Федосов пристально следил за гадюками, ползающими по Лене, по всей видимости, рептилии напуганы не меньше Павла. Но все закончилось благополучно где-то через час, Лена пришла в джинсах и клетчатой рубашке, но в гриме.
— Ты не смыла раскрас, — напомнил Павел.
— Дома смою, — коротко сказала Лена. — Идем?
Она выглядела утомленной, но что нравилось Федосову — никогда не ныла. И сейчас, когда он сказал (не предложил, а поставил ее перед фактом), что они ужинают в ресторане, Лена только кивнула, дескать, я услышала и покоряюсь. За ужином она ела мало и молчала, собственно, разговорчивостью Лена никогда не отличалась, а ему хотелось… и поговорить тоже.
— Не страшно было? — спросил Павел. — Когда по тебе гадюки ползали?
— Страшно, — призналась она. — Гадюк мало было. Они без яда.
— Скажи, а зачем тебе это? Ну, съемки и остальное?
Лена слегка пожала плечами, но имея не очень удобную привычку говорить правду, в данном случае слукавила. Зачем кобры и гадюки? — Да потому, что столько ей не заработать за год, потому и терпела скользко-шершавых гадов. У Федосова Лена не просила денег из принципа, а он бы дал, но, конечно, потребовал отчета, зачем ей деньги. Сейчас сказать правду нельзя, врать не умела, вот и пожала плечиками, мол, сама не знаю, ну, типа каприз. А Павла напрягало, что она никогда ничего не просила, он считал, Лена не просто игнорирует его, она унижает. Иногда он открыто бесился, однако при всей своей анархической натуре, славившейся несдержанностью, Федосов держал себя в руках.
