— Лежи, лежи, — сказала Ника. — Ты упала в обморок…
Она хотела приступить к допросу: как случилось такое безобразие, но вошли медики, к счастью, приехавшие довольно быстро, а то иной раз легче второго пришествия дождаться, чем «Скорую». И пока врачи выясняли, каково состояние Эвы, Ника просмотрела наиболее удачные снимки из парка, которые загнала в специальную программу, чтобы получить максимально качественное изображение. Каждый снимок по фрагментам рассматривала, увеличивая… Подошел пожилой доктор:
— Извините…
— Да-да? — подскочила Ника. — Что с ней?
— Кто она вам?
— Никто. Я снимаю девушек для рекламы готовой одежды, Эва одна из них. Так что там с ней?
— Ну, пока ничего страшного, в госпитализации не вижу смысла, полагаю, это голодный обморок. Сейчас сделают уколы, ее состояние улучшится. Конечно, надо сдать анализы, чтобы исключить серьезные заболевания, лично я без них уверен: налицо запущенная анемия. Как бы то ни было, скажите ей, что диеты приводят к необратимым последствиям, в конечном результате можно потерять жизнь. А родителям посоветуйте на экскурсию в больницу съездить вместе с ней, посмотреть на анорексию, думаю, это ее вылечит.
Ника поблагодарила доктора, проводила его до лифта, вернулась в ярости. Она заставила подняться бедняжку, отвела в комнату-склад, где стоял маленький холодильник, усадила на стул. Поставив на подоконник термос, Ника открыла дверцу холодильника, процедив сквозь зубы:
— Здесь колбаса, сыр, хлеб, молоко. А здесь… — указала пальцем на термос, — кофе. Попробуй только не сожрать все, я тебя сама с кашей съем… Усекла?
Эва сидела с опущенной головой, ей было невыносимо стыдно за обморок, разоблачивший ее. Но следующая фраза Ники обнаружила, что она понятия не имеет о причинах:
— Я тебе покажу — диеты! Чтобы из-за вас меня инфаркт хватил? Дудки. Жрать, я сказала!
И ушла в студию, захлопнув дверь. Эва протянула дрожащую руку к куску батона, но опустила ее на колено — ощущение, будто рука не удержит даже хлеб. Невольно она покосилась на закрытую дверь, за которой благополучная Ника строит свой фотомир. Пусть думает, будто Эва сидит на жесткой диете, иначе Ника может поехать к отчиму, и тогда… О, тогда будет скандал. Не хотелось ей, чтобы из-за нее в доме ссорились, ведь жизнь превратится в абсолютный ад.
Аппетита не было, но Эва понимала: поесть нужно, раз представилась такая возможность. Только как жить дальше? Начались занятия в школе, она ходит туда с одной тетрадкой и авторучкой, учебников не купили, вообще-то они есть в библиотеке. Нужны новые туфли, старые разваливаются. Эва не пристает к отчиму с дурацкими проблемами, ведь если она рассорит его с женой, станет хуже, недаром говорят: ночная кукушка… Она не знала, что делать, в данную минуту давилась едой, вытирая горькие слезы, которые, к сожалению, не могли помочь, а катились по щекам самостоятельно.
* * *
В это же время Ника показывала Славе, Карине и Глебу, что получилось. Все трое ночевали на ее диване, естественно, не раздеваясь, ей же пришлось прилечь на коврике, как кошке. Рано утром Ника умчалась на работу, оставив записку, и вот они в студии.
— Не вижу сдвига, — сказал Глеб, Ника старалась в его сторону даже не смотреть, чтобы не злить.
— А что за полоса на лице? — осведомился Слава. — Брак?
Действительно, фигура предполагаемого убийцы Дины худо-бедно проявилась, но она не стала понятней, не стала четкой, как и подобает качественному снимку. Короче, программа, которую разрешили Нике скачать, не помогла установить личность убийцы. Но брак… это Слава загнул.
— Нет, это не брак, — произнесла Ника, увеличив снимок. — Ну голова закутана… в такой капюшон… по-моему.
Карина согнулась, поставив локоть на столешницу, подперла кулаком подбородок и, рассматривая картинку на мониторе, предположила:
— Может, это шапка с прорезями для глаз? Как у военных?
— Балаклава, что ли? — угадал Слава.
— Не знаю, как эта штука называется, — пожала плечами Карина.
— А глаза мы никак не можем посмотреть? — вступил в диалог Глеб.
— Нет, — отрицательно покачала головой Ника. — Исключено. И так сделано максимум. Но можно отдать снимки полиции… э… Гранину. Возможно, они умеют извлекать из фото невидимые фрагменты.
— А смысл? — возразил Слава. — Чувак в балаклаве, его рожи в любом случае не добыть, а по глазам не идентифицируешь человека. Зато Глебу это повредит. Я все его фотки спрятал, чтобы полиции не достались, а тут, посмотри, физиономия на трех снимках запечатлена отлично, несмотря на засветку впереди.
В сущности, он прав. Настал черед Ники поинтересоваться, каковы успехи троицы, в ответ — красноречивое молчание и унылость на лицах.
— Понятно, — вздохнула она.
— Их не было дома, — оправдалась Карина. — Думаю, родители Дины уехали навестить сына, мы можем проследить за ними и узнать, где его прячут.
— Хорошая идея, только времени съест много, — проворчала Ника, заинтересованная не меньше Глеба в поимке убийцы. — Завтра давайте съездим, если не получится поговорить с ними, будем следить, где они прячут сыночка. Ой, Слава, ты не отвезешь одно несчастье домой? Боюсь, сама она не дойдет. Эва!..
Девушка показалась в дверном проеме вспотевшая, будто отплясала два балетных акта без антракта, Ника лишь покачала головой и молча указала на нее ладонью, мол, вот оно, мое несчастье.
— Я поеду с ними, — вызвалась Карина.
— Что? Вы хотите оставить меня с ним наедине? — возмутилась Ника, указав пальцем на Глеба.
— Не бойся, — поспешила успокоить ее Карина. — Он с тебя будет пылинки сдувать, ты же хоть и хлипкое, но все же доказательство невиновности.
Н-да… Неловко сидеть, уставившись в монитор, когда человек, которому подсунула большущую свинью, здесь же и рассматривает твои фотоработы, потому что говорить ему с тобой не о чем. Или не хочет. Скорее, второе. Ника налила кофе из термоса, ведь бледная немочь не могла выпить оба литра, она бы умерла от перевыпивания. Поставить кружку было некуда, студия не столовая, в конце концов, для кофе нашлось место у ног Глеба.
— Пей кофе, — сказала Ника и отошла.
Он поднял кружку и вместо «спасибо» спросил:
— Без яда?
Не в правилах Ники сносить шпильки, в другой раз она бы… Но нет, не дождется. Ника подошла к нему, забрала кружку, сделала глоток и вернула. Ну и сама вернулась на место — к компьютеру.
— Тебе-то родной яд не страшен…
Ну, это уже переходит все границы! Ника развернулась в кресле и, с трудом сдерживая кипение, отчеканила:
— Слушай, я виновата, согласна. Извини. Но не моя вина, что твою девушку убили. Как видишь, убийца и меня преследует, так что радуйся: я тоже пострадавшая сторона.
