— Кому? — спросил папа.
— Не знаю. — Она снова попала в тупик, но ненадолго, в следующую секунду с азартом рассказала: — Я решила вернуться к Джагупову. Приехала туда следующей ночью, было открыто окно, я вошла. Смотрю — кабан валяется на диване, храпит, мне захотелось пошутить, пощекотать его брюхо и посмотреть, что будет. Я тихонько прошла на кухню, взяла нож. Потом в прихожую убежала и стала его будить — звонила с трубки, которую забрала в парке. Ну, а потом… потом… так получилось. Я хотела отомстить, наверное.
— Ты догадалась, что попала в кадр?
— Конечно. Я украла винт, знакомый парень смог запустить его, но я не нашла фотографий из парка.
— Понятно. Это ты напала на Нику однажды ночью в офисном центре?
— Откуда ты все знаешь?
— Следователь рассказал.
— Ммм! Ну да, да. Я хотела ее уничтожить и найти свои фотки из парка, она же могла меня узнать по глазам, у этой гадины память на лица… И я зашла к ней, смотрю — лежит на канапе, спит. Но свет вырубили. Ремонтировали проводку почему-то ночью…
— Днем электричество необходимо для работы, а ночью никого нет, — объяснил папа. — Значит, девушек тоже ты?
— А почему мне одной досталось? Мариночка, Джагупов? Почему я должна честно биться за победу, а кто-то купит ее? Юля не успела попасть к нам, сразу же презрение выдала, мы для нее — никто. И победа ей уже обеспечена папой. С какой стати? Я позвонила ей с трубки Глеба и сказала, что нас будет снимать Ника на крыше. Вот и все.
— Остальные при чем?
— Ненавижу, — сникла Ася, видимо, она устала. — Конкурсы, участниц, успех ненавижу. Съемки… ненавижу. Не понимаю, как этот гад догадался? Я же была уверена… была уверена…
Горе Филиппа Юрьевича было безразмерным. Он любил Асю, любил и сейчас, жалел дочь и казнился виной. К сожалению, он воспринимал рассказы об отношениях Аси с матерью как короткие юморески, не догадываясь о размерах несчастья девочки. Он, отец, не уловил, не услышал в интонациях боли и одиночества, крика о помощи.
— Ася, я найму адвоката, — сказал он напоследок.
— Не надо, папа. Не трать деньги, я все равно… Не стоит.
— Я найму. Лучшего. Машину продам…
Потом обратную дорогу утирал слезы, спрашивая себя вслух:
— Почему?.. Почему?!.
И не было ему стыдно. Разве что стыд выгрызал душу за то, что не мог ответить на вопрос: «Почему это случилось с его Асей?» Не сказал дочери, что Марину хватил инсульт, разбил паралич. А как он хотел бы высказать накипевшее бывшей жене! Да, все надо делать вовремя.
* * *
— Ты куда? — перегородил дорогу Эве Гриша.
— Извини, я тороплюсь.
Обычно она радовалась встрече, а тут обошла его и удалялась. Гриша крикнул, надеясь, что соблазнит Эву:
— Я приглашаю тебя на ужин!
— Спасибо, но мне некогда.
Странно. Накрапывал дождь, а Эва без зонта. Факт показался подозрительным. И куда это она торопилась, кто ее ждет?
Никто не ждал Эву, в том-то и дело. Ощущать себя лишней, не иметь никакого выхода и жить с нарастающим страхом… невыносимо. Чего она боялась? А всего. Абсолютно всего, кроме привидений, домовых и прочих сказочных персонажей. Эва боялась самой жизни, не зная, как к ней приспособиться. Она ничего не умела. Как выживать, что для этого нужно — не знала. Да уже и не хотела. Подойдя к офисному центру, Эва позвонила матери, денег осталось ровно на пару коротких звонков.
— Что, дорогая? — услышала она голос мамы.
— Ты не заберешь меня?
— Опять? Эва… Это чудовищно — издеваться надо мной. Мне тоже…
Дочь отключилась от связи, бросила трубку в урну, решительно вошла внутрь. Лифт. Последний этаж. Площадка, где любила снимать натурщиков Ника и где сейчас падали крупные капли дождя на серую поверхность. Отсюда падала Юля. Падала медленно, словно подхваченная залетным ветерком, планируя над землей…
Эва подошла к краю, глянула вниз. Дух захватило — так далеко земля. Дождик капал все сильней, Эва поежилась, обняла себя за плечи, не решаясь прыгнуть. Что-то удерживало ее. А дождь холодный, осенний, он проникал под кожу, отчего пробегали мурашки. И вдруг он перестал капать. Нет, он лился, но почему-то не попадал на Эву. В чем дело? Она подняла вверх глаза — над ней раскинул купол зонт. Откуда взялся зонт? Эва оглянулась. Гришка стоял сзади, держа над ней зонт, а сам мок под длинными струями.
— Сейчас поедем к тебе и заберем вещи, — весомо, как настоящий мужчина, сказал Гриша. — Я говорил с мамой и папой, они согласны принять тебя.
Эва разревелась, уткнувшись в надежное плечо юного друга. Так и стояли под зонтом: она плакала, Гриша хмурился, а дождь веселился.
* * *
Лязгнули замки. Здесь они лязгают громко, вызывая эхо. Асю вывели на прогулку под хмурое осеннее небо, на огороженную капитальными стенами территорию. Отсюда не сбежишь. Вон и сетка над головой, и колючая проволока по краям стен. Собственно, это не волновало Асю, она шагала, шагала и думала…
Когда же она была по-настоящему счастлива? Ну-ка, ну-ка… Время безбрежного счастья испытала до первого принудительного сидения за партой, то есть до школы. А потом? Годы гонки за оценками, успехами, чтобы лучше одноклассниц быть (так хотела Мариночка), чтобы в институт…
С пяти лет ее гоняли по конкурсам: мисс малышка, мисс первоклассница, мисс принцесса, мисс маленькая леди, мисс… мисс… мисс… Она больше ничего не слышала — только МИСС. Это слово отпечаталось во лбу, как звезда, в затылке — как пронизывающая боль, в мозгу — как натуральная шиза, доставшаяся по наследству от родной матери. И все время щемило сердце от страха: вдруг не меня выберут… Чем старше она становилась, тем реже ее выбирали первой.
Идея сделать ее звездой стукнула в голову Марине, ведь ее малышка — прелесть, глаз не оторвать. Это была правда, народ любовался красивой белокурой девочкой и восторгался преимущественно вслух, лаская уже тогда самолюбие Аси. С детства она усвоила: я особенная. Кажется, тогда и была счастлива — от всеобщей любви к ней.
На конкурсах поначалу Ася побеждала благодаря маме, которая действительно посвящала ей львиную долю времени, отрабатывала с ней все от мимики до жестов. Один раз Ася ездила на международный конкурс за рубеж и привезла победу, поразив жюри находчивостью, свободой, обаянием. Когда очаровашка лет десяти говорит умненькие мысли, взрослых это приводит в восторг и умиляет. К сожалению, корону детям не давали, а слава девочку обласкала по полной взрослой программе: телевидение, радио, встречи, букеты… И звание самой красивой девочки! Это так затягивает, нравится! Это потрясающее, пьянящее чувство — знать, что ты исключительная, что равных тебе нет. Ася и несла в себе всегда и везде: я самая красивая на земном шаре! Да-да, тогда она была счастлива, попав в водоворот настоящей славы, но все же не мировой. Но кто-то внушил ей уверенность, что так будет всегда. Всегда будут цветы, телекамеры, восторги, и она — необыкновенная, самая-пресамая! Разумеется, в таком состоянии любить кого бы то ни было просто нереально. Но и отрезвев, Ася не научилась любить, поэтому не имела ни друзей, ни подруг.
