«Вторник, 24 декабря 1983 года.
ОН пришел, когда я уже почти умерла. Просто подъехал к школе после занятий, и я села в машину. Мы колесили по окрестностям города, а он все говорил и говорил, как меня любит. Вечером мы поехали в дом моей бабушки на улицу Госпитальную. Он пустует после ее смерти. Случилось то, за что осуждала Ирину. Я сошла с ума, но я счастлива».
«Суббота, 31 декабря 1983 года.
Дорогой дневник, только тебе доверяю то, что на душе! Сегодня Новый год, но я не могу провести его с любимым. Как не могу оставить маму в праздник одну. Сердце разрывается пополам. Во всем городе, во всей стране люди сидят за праздничным столом, едят курицу и оливье. А ОН – один в своем номере. Плачу… Боже мой, я ЕГО так люблю!»
– Вот и разобрались, – проговорила Дайнека, взглянула на телефон, чтобы узнать, сколько времени, и он вдруг зазвонил.
– Да, мама, скоро приеду. Не жди меня, ложись спать.
Солнце уходило за горизонт, близились сумерки. Еще видны были строчки в тетради. Дайнека прочла:
– Пока жива, с тобой я буду —
Душа и кровь нераздвоимы,
Пока жива, с тобой я буду —
Любовь и смерть всегда вдвоем.
– Ты понесешь с собой повсюду —
Ты понесешь с собой, любимый,
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.
Она вздохнула и перевернула страницу.
«Понедельник, 13 февраля 1984 года.
Сегодня с урока литературы меня вызвали в кабинет директора. За директорским столом сидел какой-то мужчина. Он расспросил меня про учебу, про школу, потом сказал, что все про меня знает и что если я буду продолжать с НИМ встречаться, ЕГО посадят за растление несовершеннолетней. И если я люблю ЕГО, то должна бросить и не говорить про наш разговор. Я расплакалась. Когда меня отпустили, я пошла к НЕМУ и все рассказала. Он подарил мне колечко и велел упокоиться».
«Среда, 21 марта 1984 года.
Сегодня мы ездили в Красноярск. ВСЕ подтвердилось. ОН сказал, что ничего делать не надо, ОН обязательно что-нибудь придумает, потому что очень меня любит».
Это была последняя запись. Дайнека закрыла тетрадь и положила ее в пакет. А когда вернулась в дом Кораблевых, мать уже посапывала в своей постели. Она тоже легла, но уснула только под утро.
Глава 36. Разговор
Дайнека проснулась оттого, что на нее кто-то смотрел. Рядом с кроватью в коляске сидела мать.
– Что это? – Она тронула забинтованный локоть.
– Упала… – Дайнека с трудом продрала глаза. – Но мне оказали помощь.
– Ты научилась врать. – В голосе матери прозвучала тревога.
– Мам… Ну не вру, ну честное слово…
– Хорошо, не хочешь, не говори. – Людмила Николаевна крутанула колеса, и коляска покатилась к двери.
– Ну, вот… Обиделась, – прошептала Дайнека, спустила ноги с кровати и побрела умываться.
Когда она вышла к завтраку, за столом сидели все Кораблевы и ее мать. Пока пили чай, Людмила Николаевна старалась не смотреть дочери в глаза. После завтрака Мария Егоровна пошла собираться на работу, а Надежда увезла Людмилу Николаевну в сад. За столом остались только Дайнека и Кораблев. Он кивнул на ее израненную руку и проронил:
– Говорил тебе, не ройся в чужом дерьме.
– Я упала, – поспешно соврала Дайнека.
– На тебя свалился штанкет. В Доме культуры только и разговоров про это.
– Когда успели узнать?..
– У них это быстро. – Витольд Николаевич хмыкнул. – Артисты.
– Маме не говорите, – попросила Дайнека.
– Не знаю, что происходит, но чувствую, что тебе нужно заканчивать с этой историей. Если не успокоишься, я серьезно поговорю с твоей матерью и сам увезу вас домой.
– Да я и не собиралась…
– Не спорь! – неожиданно резко прервал ее Кораблев. – Если потребуется расследование, в полиции без тебя разберутся. Приехала – отдыхай! И нечего лезть не в свое дело!
Дайнека молча кивнула и вышла из кухни, побродила по дому. Из окна увидела, как Витольд Николаевич и Мария Егоровна сели в машину и выехали со двора. Потом вернулась в свою комнату – где-то там зазвонил ее телефон. Это был Вешкин.
– Дайнека, в общем, такое дело. – Он говорил вполголоса. – Нужны другие снимки кольца.
– У меня других нет…
– Нужно сфотографировать его еще несколько раз, чтобы на снимке была видна гравировка.
– Разве там есть гравировка? – удивилась Дайнека.
– Есть. На камне. Снимки делай на свету в нескольких ракурсах и сразу отсылай мне.
– Послушай, можешь рассказать, что за кольцо?
– Делай, что говорят. Всему свое время. Жду. Пока. – Вешкин отключился.
– Вот и думай, что хочешь… – пробормотала Дайнека, посмотрела на часы и набрала номер такси.
Она вышла к калитке. Машина подъехада через несколько минут.
– Ты куда?! – крикнула ей мать.
Дайнека прошла в сад, наклонилась и поцеловала ее в щеку.
– Ненадолго к знакомой.
– К ужину приезжай, совсем не вижу тебя…
– Приеду, – пообещала она.
В машине Дайнека порылась в своем телефоне, нашла фотографию кольца, увеличила, покрутила так и эдак. Наконец разглядела какие-то штрихи на розово-оранжевом камне, вправленном в золотой ободок.
– Да, действительно что-то есть… – сказала себе под нос и попыталась определить камень. – Кажется, сердолик.
– Вы что-то сказали? – обернулся водитель.
Дайнека ответила:
– Нет, – и спросила: – Долго еще ехать?
– До Госпитальной? Минут десять.
Через телефон Дайнека зашла в Интернет. Набрала в поисковике: «сердолик». Увидела фотографии и решила, что правильно угадала камень. Открыла страничку и прочитала: «Старинное название – смазень. Разделяется на мужской – красно-коричневый и женский – розово-оранжевый. Сердолик является традиционным любовным талисманом, он содействует возникновению любви и в то же время защищает от недоброжелательства, способствует сохранению тайны. Этот камень прочит счастливую и долгую жизнь».
Дайнека вздохнула.
«И не защитил, и не поспособствовал…»
Она вспомнила записи, прочитанные в дневнике, каллиграфически выведенную фразу «И кажется, я ВЛЮБИЛАСЬ». Местоимения «ОН», «ЕМУ», «ЕГО», обведенные фломастером, усыпанные завитушками и цветами. Милые девичьи грезы, мечты о счастье, о любви. Это было так близко ей самой! Так что же случилось с этими уже не посторонними ей людьми? Кто разрушил их мир, а в результате и жизни?
