Я выхожу на улицу, втягиваю холодный воздух с моросью, снова нахожу глазами балкон своей первой самолично заработанной квартиры, где был счастлив. Лиска осталась там, вдруг приходит мне в голову. По периметру – ящики с пожухлыми цветами. Когда-то там стоял старинный, чугунного литья столик, раскопанный Лиской на барахолке. Он так там и остался…
– Покажи фотографии, – просит Рената.
Мы сидим и рассматриваем фотографии. Наши с Лиской. Каждую она берет в руки, долго смотрит.
«Молоденькая, – вспоминаю слова старухи. – Они не ценят, не понимают. жизнью не дорожат…»
Беззащитная. Не пришла ко мне, не захотела.
Не посмела? Убийство? Кому она мешала?
– А о чем она писала? – вдруг спрашивает Рената.
– О чем угодно, – отвечаю машинально. – Ты думаешь…
– Вполне. Вдруг она нашла что-нибудь… компромат! – выпаливает она.
– Компромат? Лиска?
– Может, она и сама не знала, а он узнал…
Жду, что последует «помню, в одной пьесе», сжимаюсь внутренне, но у Ренаты хватает такта промолчать.
– Была такая версия, следователь говорил с коллегами, забрали ее бумаги, ноутбук, – отвечаю я.
Невольно вспоминаю Колдуна, о котором она хотела написать, а я не позволил. Я не позволил, но это ничего не значит – Лиска, упертая и самоуверенная, вполне могла ослушаться. Ослушалась, как оказалось. Ну и что? Ему не привыкать, я уверен, что о нем писали не раз, и не всегда восторженно. За такие слова, как «шарлатан» и «аферист», в наше время не убивают. Что можно было о нем узнать? Что он убийца? Убивает своих почитателей время от времени? Кладет на них дурной глаз? Доводит до чахотки и судорог?
– А те бумаги, что остались у тебя, ты читал? – спрашивает Рената, и я вздрагиваю.
– Они были у следователя, мне их потом вернули. Я их не читал. Поверь, менты бы ничего не пропустили. Понимаешь, у нее были другие интересы – она познавала мир, фантазировала, видела его, как стрекоза…
– Стрекоза?
– Где-то я читал, что у стрекозы сетчатые глаза, и каждая ячейка видит отдельную картинку. Вот так и она. Какие там разоблачения…
– Нужно еще раз поговорить с Ольгой. Позвони ей!
Я и сам собирался. Позвонить, встретиться и спросить… Кто она и чего добивается. У Алиски не могло быть такой родственницы, она никогда о ней не упоминала, вся ее коротенькая история как на ладони: мама умерла, когда ей исполнилось шестнадцать, отца она не знала, помогал ей друг матери, семейный мужик. Поначалу я думал, что между ними что-то было, но когда увидел его, понял, что ошибался. Простой добродушный дядька, она звала его дядя Паша. Разве люди не могут помочь друг другу просто так? Дать задаром, а не за выгоду? Он, когда бывает в городе, звонит, заходит, мы сидим и разговариваем под водку. У него ферма в районе Зареченска и интерес к политике, и нам всегда есть о чем поговорить: то банковский кредит, то международная обстановка. Эта Ольга – чужая, ее облик – фальшь, ее слова – ложь. Что она может знать? И откуда вообще она взялась? А если знает, то пусть скажет!
Я звоню, но безуспешно. Автоответчик предлагает оставить сообщение. Я называю себя и прошу перезвонить. Я ввязался в игру и сделал первый шаг. Вернее, второй уже – первым была старуха из моего бывшего дома. Теперь ждем ответного хода…
Старуха сказала: это тебя хотят извести. Враг. Враг? Хочет извести? Хотел извести? Когда хотел? Тогда и хочет до сих пор? Кому я мешаю? Бред.
– Их видели вместе, – говорю я, хотя не собирался. Таково действие на меня Ренаты – я снова говорю то, чего не собирался. Подсознательно полагаюсь на ее странноватую логику – а вдруг сверкнет алмазом истина!
– Алису и… Илью Заубера?! – Рената даже привстает в волнении. – Не может быть! Кто видел?
– Не знаю. Казимир сказал кто-то. Так ему передали, какая разница кто…
– Она написала «прости меня»! – вспоминает Рената. Она уже все поняла – бедная девочка влюбилась, и от любви… Так думали тогда многие.
– Она написала «я никого не виню». Не вяжется.
– А может, как раз вяжется – он ее бросил, но она его не винит.
– И сообщает об этом мне?
Рената пожимает плечами. Она мучительно соображает, на лице – вдохновение, рот приоткрыт. Я беру ее руку, целую.
– Пошли ужинать.
Глава 18
Рутина
На работе горячка, новый клерк перепутал документы – крик, суета, обвинения, проклятья. Я чувствую испарину вдоль позвоночника, голос сел от разборок, но настроение впервые за последние дни поползло вверх. Я начисто забыл о компакте и письме, отложив их в угол памяти. Мои метания кажутся мне ненужной истерикой, и я уже удивляюсь своей бурной реакции. Так после взрыва наступает оглушительная тишина. Психика человека защищает себя.
Звонок мобильника заставляет меня вздрогнуть.
– Вы хотели поговорить, – шелестит бесполый голос ниоткуда. Ольга! – Где и когда?
Должен быть смысл во всем. В жизни, в работе, пробуждении по утрам и утренней чашке кофе. Так устроен хомо сапиенс. Этого требует его разум. Этого требует разум человека разумного. Раз разумный, значит, разум – даже в утренней чашке кофе. Женщина, называющая себя Ольгой, сидела перед венецианским зеркалом. По обеим сторонам от зеркала горели мощные светильники. Она разговаривала сама с собой в их беспощадном свете, шевелились бескровные губы.
– Нужно платить долги, – раздельно произнесла она. – Каждый должен платить. Ничего нельзя оставлять. Долгов много. Жизнь длинная, накопилось. Нужно прощать чужие… если хватит сил, и платить свои. Ничего не оставлять перед уходом. Ничего не прятать. Вытащить все. Все! Чистый лист. Подвести итоги. Хотя бы те, которые можно подвести. Попытаться успеть подвести».
Она хмыкнула, оценивая пафос – подведение итогов! Пошлость, пошлость… Мелодрама. Какая разница? Ничего не изменить. Не только в прошлом, но и в будущем. Она разглядывала себя в зеркале с любопытством и отстраненно, бормотала неразборчиво о долгах, наказании и прощении и все трогала лицо длинными узловатыми пальцами. И вдруг вскрикнула и ударила кулаком в холодное серебристое стекло, глухо застонавшее в ответ…
…Дядя Паша долго думал, хмурился от напряжения. Мне казалось, я вижу, как он шевелит губами, пытаясь вспомнить.
– Нет, – сказал он наконец, – не припомню. Не было у них никого, я же все про них знаю, точно не было. И не помогал никто. Говоришь, Ольга ее зовут? Может, родственница Алискиного отца, хотя вряд ли. Не было никого, я бы знал. А чего ей надо?
Чего ей надо? Вопрос. Не знаю.
– Я получил письмо…
Ольга уставилась вопросительно.
