– Ошибаешься! Я про тебя знаю достаточно. И опасаться надо не мне, а как раз тебе. Вздумай я поделиться этой информацией с компетентными органами, любоваться тебе небом в клеточку долгие годы, – многозначительно сообщила я.
– Так уж и годы, – осклабился Германец. – Не хочу тебя разочаровывать, детка, но, боюсь, эта наша встреча станет для тебя последней. Возможности поделиться своими знаниями тебе уже не представится.
Германец начал обходить стол, за которым до этого стоял. Я напряглась и отступила к стене. Похоже, по душам разговора не получится. Придется нейтрализовать парня. Я приготовилась к схватке. Но тут в дверь позвонили. Германец застыл на месте.
– Кого ты с собой привела? – шепотом спросил он.
Я округлила глаза. Неужели Филичева не послушалась моих наставлений и пришла-таки к Германцу? Только этого мне не хватало. Германец открывать не спешил. Звонок стал настойчивее. Приложив палец к губам, Германец на цыпочках пошел к двери. Я наблюдала за ним в щель между дверью и косяком. Посмотрев в глазок, он расслабился. Широко улыбаясь, Германец распахнул дверь и тут же был отброшен мощным ударом. Пролетев через всю комнату, он ударился спиной о подоконник и остался стоять там, удивленно глядя на вошедших.
Их было двое. Я сразу поняла, что это головорезы Гундосого. Кому ж еще быть? Один из них остался в коридоре. Второй прошел в центр комнаты.
– Привет, Германец. Давно не виделись, – спокойно, почти дружелюбно произнес он. – Чего же ты не открываешь? Старых друзей на пороге держишь?
– Че за дела, Зуб? Какие проблемы? – проблеял Германец, пытаясь совладать с паникой, охватившей его при виде «старых друзей».
– Проблемы, дружок, у тебя, – ласково сообщил тот. – Ты кое-кого сильно подвел, известно тебе это? А по счетам, дружок, нужно платить.
– Кого я подвел? О чем ты базаришь? – Голос Германца дрожал. – Я только что у Викторыча был. У него ко мне никаких претензий не было!
– Напрасно ты так думаешь. – Зуб перешел на шепот. – Дамочку на Чехова кто кокнул? Ты. Ну, кокнул и кокнул. Невелика потеря. А вот что сдрейфил и дело до конца не довел – это уже серьезный залет. Тебе что велено было? Забрать папочку с документами. А ты что сделал? Обоссался и слинял? В результате пострадал очень уважаемый человек. Материально пострадал, сечешь?
– Да как бы я это сделал? Там народ набежал. Меня бы сразу сцапали, и бумаги Викторычу все равно не достались бы, – прокричал Германец.
– Зато ты был бы чист. И не стоял бы сейчас передо мной, воняя на всю квартиру.
– Зуб, я все исправлю! Слово даю! Я эту бабу, на которую девка работала, просчитал уже. Дня три – и все будет в ажуре. Заберу я у нее документы. Ты ж меня знаешь.
– Знаю, дружок, знаю. Только дело это уже не твое. Сами справимся. И с бабой, и с тобой. – Зуб ехидно улыбался.
– Погоди, Зуб, не пори горячку! Мне Викторыч последний шанс дал. Позвони ему, спроси. – Германец цеплялся за последнюю возможность отсрочить неизбежный конец.
Я стояла за дверью ни жива ни мертва. Похоже, Германец про меня напрочь забыл от страха. А что будет, если он вдруг вспомнит? Мне это может стоить жизни, а ему, наоборот, продлить ее.
– Ты что же думаешь, мы такие дела без ведома Викторыча работаем? Совсем за отмороженных нас держишь?
Это вступил в разговор второй головорез. Я затаила дыхание. Со своего места он мог видеть пространство за дверью и заинтересоваться, что это там белое отсвечивает. Я проклинала себя за то, что на встречу с Власовым вырядилась в белую блузку. Более неподходящей одежды для маскировки и придумать было нельзя. Второй головорез между тем продолжил. Обращался он теперь к своему напарнику:
– Слышь, Зуб, кончай с ним. Сейчас по ящику футбол начнется. Наши с итальянцами играют. Пропустим же все!
Ну надо же, какой любитель футбола выискался! Прямо патриот своей страны.
– Не гони, Цемент, дай человеку перед смертью хоть оправдаться успеть. – И, обращаясь к Германцу, спросил: – Так ты говоришь, просчитал бабу? Ну, и каков расклад?
Германец оживился.
– Без меня вам с этим делом не справиться, а вам не хуже моего известно, как важно Викторычу без палева и в срок бумаги заполучить, – заявил он. – Я к бабе этой все ходы подогнал. Она от страха другой дорогой пользоваться стала. Я не сразу просек, как эта сука из конторы своей ускользает. А теперь знаю. Каждую пятницу она все свои бумаги домой забирает. Через три дня я ее точно возьму.
– Дорогой другой, говоришь? Ну и какой же? – Зуб выжидающе смотрел на Германца.
– Если я вам скажу, вы меня точно грохнете, – резонно заметил тот. – Оставите в живых, будут вам документы.
– Ты че, гнида, шантажировать нас надумал? – заорал Цемент.
Дальше все произошло так быстро, что я даже моргнуть не успела. Цемент ворвался в комнату, на ходу выхватив из-за пояса пистолет с глушителем, подлетел вплотную к Германцу и выстрелил три раза тому в грудь. Германец охнул, схватился за край стола, но не удержался и рухнул на пол. Зуб ошарашенно смотрел на то, как вокруг распростертого тела расплывается красное пятно. Повернувшись к дружку, он прошипел:
– Ты что наделал, придурок? Нам же было велено все по-тихому сделать! Чтобы на несчастный случай похоже было. Ну, из окна выпал или газом отравился. А теперь что? Кто поверит, что он сам кони двинул, когда у него в груди три дыры огромных?
– А че он бычиться начал? – оправдывался Цемент. – Сам виноват.
– Ага, сам. А отвечать кому? Нам с тобой? – досадливо поморщился Зуб. – И про бабу рассказать не успел.
– Треп это все. Германец нас на понт брал. Так Гундосому и скажем. Бежать хотел, вот и пришлось пристрелить.
– Валить надо. Если кто выстрелы слышал, сейчас мусорам звонить начнут.
– А вот это дельный разговор. Пошли, по дороге решим, че Гундосому докладывать.
Не глядя по сторонам, оба головореза вышли из квартиры, тихонько прикрыв за собой дверь. Я стояла, не двигаясь с места, и не могла поверить своей удаче. Чудом не спалилась! Колени у меня тряслись, но голова соображала на удивление четко. Я понимала, что мне тоже нужно срочно уносить ноги. Если соседи вызовут полицию, объяснить свое пребывание в квартире мне будет ой как трудно.
Я осторожно вышла из-за двери, которая, можно сказать, спасла мне жизнь, и подошла к входной двери. Посмотрев в глазок, ничего подозрительного не заметила. Тогда я тихонько выскользнула в подъезд и, не оглядываясь, побежала по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек.
Во дворе какая-то старушка выгуливала своего песика. Тот носился по всему двору, а старушка бегала за ним, придерживая поводок. Дождавшись, когда песик утащит старушку подальше от подъезда Курихина, я проскользнула на улицу, добежала до соседнего подъезда и, когда старушка с песиком повернула назад, сделала вид, что только что вышла именно из этого подъезда, и спокойным шагом пересекла двор. Ни старушка, ни песик не обратили на меня никакого внимания. Даже если потом она и вспомнит, как я выгляжу, то сообщит лишь то, что выходила я не из подъезда, где произошло убийство, а из соседнего.
