– Нет.
Вершинин на секунду задумался и вдруг сказал:
– Это может произойти в России. – Блуждающий взгляд его упал на полки с книгами. – Вы хотя бы немного разбираетесь в живописи? – поинтересовался он.
– Немного разбираюсь.
– Вам знакомо такое имя – Лукас Кранах?
– Конечно.
Писатель лукаво прищурился.
– Как по-вашему, этот художник был невежественным тупицей?
– Не думаю.
Вершинин встал из-за стола и подошел к стеллажам. Вскоре он вернулся, неся в руках живописный альбом. Усевшись на стул, писатель поправил очки и стал листать его. Наконец нашел нужное место и повернул альбом к дьякону.
– Взгляните сюда! – Он ткнул худым пальцем в репродукцию. – Это картина Лукаса Кранаха «Отдых во время бегства в Египет»! Вам ничего не кажется странным? Белая береза, елочка, присыпанная снежком… Разве это похоже на южный пейзаж? А вот для средней полосы России такой пейзаж типичен!
– Забавно, – согласился дьякон, разглядывая репродукцию.
– Не то слово! И таких «забавных» вещей в средневековой живописи много. Можно, конечно, обвинять великих художников в глупости и незнании исторических реалий. А можно предположить, что они пользовались источниками, которые современным ученым недоступны. Просто потому, что они уничтожены.
Вершинин отхлебнул из бокала, облизнул мокрые губы и задумчиво продолжил:
– Я много думал об этом. Что, если библейский Иерусалим – это наша с вами Москва? Ведь место нынешнего Иерусалима было установлено сравнительно недавно. Прямых доказательств нет. Археологические раскопки ничего не дали. Вот историки и условились считать, что Иерусалим располагался на месте арабского поселения Эль-Кудс. Просто ткнули в этот населенный пункт пальцем и сказали: «Здесь будет Иерусалим!» И никого не смущает, что в этом месте нет ни одной горы, которую хотя бы условно можно назвать Голгофой.
– Я слышал об этом, – кивнул отец Андрей. – Но считать Иерусалимом Москву по меньшей мере абсурдно.
– Да ну? – Писатель криво усмехнулся. – А я могу привести вам целую сотню доводов и доказательств. Правда, это займет слишком много времени.
– Приведите хотя бы одно, – попросил отец Андрей.
Вершинин прищурил один глаз и насмешливо посмотрел на дьякона.
– Что ж, господин Фома неверующий, пожалуйста. Какой довод вам угодно выслушать – самый очевидный или самый бредовый?
– Давайте самый бредовый, – сказал отец Андрей. – Не будем размениваться на пустяки.
– Извольте! Прислушайтесь к самому слову «Иерусалим». Ведь это не одно слово, а целых три. – Вершинин поднял палец и торжественно изрек: – «Сие Руса Рим»! В переводе на современный язык – «это русский Рим», то есть – столица Русского государства! То есть – Москва!
Отец Андрей вздохнул и задумчиво потер пальцами переносицу.
– Вы предлагаете отказаться от принятого варианта истории и придумать новый?
– Почему бы и нет? – пожал плечами Вершинин. – Триста лет назад это удалось сделать двум французам. Вся нынешняя историческая наука держится на состряпанной ими хронологии. Кстати, сын Николая Гумилева – Лев Николаевич – тоже был историк. И он весьма скептически относился к общепринятому варианту хронологии. Ах, дьякон, поймите же вы наконец: все, чем располагает история, – это сотня черепков с орнаментом и десяток папирусов, происхождение которых весьма сомнительно! Все остальное – версии, гипотезы, ничем не подкрепленные фантазии!
Отец Андрей смотрел на писателя с сомнением.
– Но все эти фантазии подтверждаются археологическими находками, – возразил он.
– Что? Археология? – Вершинин криво ухмыльнулся и покачал головой. – Все, что есть у археолога, – это черепки, обломки костей и остатки стен высотою в один отпечаток кирпича. И не забывайте, что найденное – ничтожная часть пропавшего. В большинстве районов Земли не сохраняются почти все нестойкие материалы: дерево, меха, ткани, бумага, береста… Никогда не известно, что именно пропало. А считать пропавшее несуществовавшим – это идиотизм, приводящий к неправильным выводам.
– Красиво формулируете, – заметил дьякон.
Вершинин покачал головой:
– Не я. Гумилев. Мировая хронология давно нуждается в пересмотре. Но пересматривать историю – занятие хлопотное, дорогостоящее и, по большому счету, никому не нужное. Однако рано или поздно это придется сделать. И тогда станет очевидно не только то, что нынешний Иерусалим – никакой не Иерусалим, но и многое другое. Впрочем… – Писатель насмешливо прищурился. – Обо всем этом вам нужно говорить не со мной.
– А с кем? – спросил отец Андрей.
Вершинин помолчал, глядя на дьякона исподлобья, как бы решая – стоит ли откровенничать с малознакомым человеком или лучше попридержать язык во избежание возможных осложнений. Однако ряса священника обычно действует на людей умиротворяюще и располагает их к задушевному общению. Не оказался исключением и Вершинин.
– Несколько лет назад, – заговорил он доверительным голосом, – когда я вел семинар в Литературном институте, на какой-то конференции я познакомился с одним антропологом. Это настоящий сумасшедший сукин сын. Помнится, он был одержим одной странной идеей… Не знаю, впрочем, стоит ли вам об этом рассказывать…
– Но ведь вы уже начали, – спокойно заметил отец Андрей.
Писатель засмеялся.
– Да, вы правы! Сказал «а», скажи и «б». Так вот, этот странный человек решил во что бы то ни стало отыскать могилу Христа!
– Да, но Гроб Господень…
– Гроб Господень не имеет к этому никакого отношения, – отрезал Вершинин. – Это чистая выдумка жадных до наживы людей. Храм на месте Гроба Господня построен относительно недавно. Он призван услаждать взоры туристов, но под ним нет ничего. Пусто! Человек, о котором я вам говорю, поставил себе цель отыскать настоящую могилу Христа.
Отец Андрей помолчал, угрюмо поглядывая на писателя, затем тихо спросил:
– И зачем ему это?
– Я бы вам сказал, но боюсь, что вы примете меня за сумасшедшего. Человека, о котором я говорю, зовут Фарук Рашидов. Не знаю, где он сейчас, но пару лет назад он читал спецкурс в Институте стран Азии и Африки. Разыщите его и расспросите обо всем. И если он не захочет с вами говорить, то мне и подавно не стоит этого делать.
Вершинин залпом допил коктейль и завертел головой в поисках официанта:
– Эй, малый! Принеси-ка нам счет!
Затем повернулся к дьякону и иронично проговорил:
– Никому не рассказывайте о нашем разговоре, отче. Не хочу рисковать собственной репутацией.
– Вы сказали, что у Кранаха и средневековых художников были свои источники, – напомнил отец Андрей. – Почему же эти источники не дошли до нас?
