Женя послушно отошла и потушила зажигалку. Дьякон принялся за работу. В темноте раздавалось его громкое сопение и хруст ломаемых досок. Через несколько минут дьякон шумно перевел дух и сказал:
– Вроде бы все. Дайте свет.
Евгения снова щелкнула зажигалкой. Пламя осветило маленькую, узкую дверцу без всяких признаков ручки. Дьякон наклонился, тщательно осмотрел дверь и сказал:
– У вас есть шпилька для волос?
– А зачем вам?
– Есть или нет?
Женя вынула из волос шпильку и вложила в протянутую ладонь отца Андрея.
– Спасибо, – поблагодарил он.
Дьякон присел на корточки и принялся колдовать над замочной скважиной, усердно работая шпилькой для волос. Женя смотрела на него удивленно и недоверчиво.
– Ну как? – спросила она тревожно.
– Сейчас… Еще чуть-чуть… – По лицу дьякона струился пот. Лоб и щеки были испачканы. – Еще секунду…
В замочной скважине что-то сухо щелкнуло, и дверь со скрипом приоткрылась.
– Готово, – устало проговорил отец Андрей, возвращая Жене заколку.
Он выпрямился и легонько толкнул дверь. Ржавые петли душераздирающе скрипнули. Женя почувствовала, как по спине у нее пробежала ледяная волна.
– Посветите сюда, – попросил отец Андрей.
Женя выполнила его просьбу. Пламя зажигалки выхватило из мрака крутые бетонные ступени, ведущие вниз и теряющиеся во тьме. Женя зябко повела плечами и тихо спросила:
– Это лестница в подвал?
– Похоже на то, – ответил дьякон. – Я иду вниз, а вам лучше остаться здесь.
– Вот еще, – фыркнула Евгения. – Я иду с вами.
Отец Андрей глянул на девушку через плечо и улыбнулся.
– Я знал, что вы так ответите. Кстати, у вас под ногами лежит железный брусок. Он может стать отличным оружием.
Евгения подняла с пола железку и взвесила ее на ладони.
– Тяжелая. А вы как же? Вам тоже нужно вооружиться.
– А я уже вооружен. – Дьякон усмехнулся и показал Жене свои руки. – Вот этим.
Женя нахмурилась.
– Вы очень самоуверенный мужчина, – заметила она.
Дьякон пожал плечами и повернулся к лестнице. Осторожно приподняв дверь, чтобы было поменьше скрипа, он открыл ее шире и шагнул внутрь. Женя, пугливо оглянувшись и чуть помедлив, последовала за ним.
– Держитесь за перила, – тихо сказал отец Андрей. – И не спешите. Зажигалку пока можете потушить, нужно экономить бензин.
Женя захлопнула металлическую крышку «зиппо», и они стали медленно, в полной темноте, спускаться по лестнице. Несколько раз Женя натыкалась на широкую спину дьякона и вздрагивала. Через полминуты у нее закружилась голова. А еще через полминуты Женя поняла, что теряет чувство пространственной ориентации. Ей вдруг показалось, что она парит в воздухе и у нее больше нет тела. Евгении до смерти захотелось зажечь огонь, и лишь стыд перед дьяконом не позволил ей сделать это.
А они все спускались и спускались. Вслед за чувством пространства отказало и чувство времени. Женя вдруг поняла, что не может понять, сколько времени продолжается этот страшный спуск. Минуту? А может быть, час?
И вдруг Женя ощутила себя маленькой девочкой. Она шла по темному ночному кладбищу, испуганно поглядывая на слабо мерцающие во тьме кресты и гранитные надгробия, и тихо шептала: «Мне не страшно. Мне совсем не страшно».
Ветер шумел в листьях вязов и, словно чьи-то невидимые холодные пальцы, ерошил Жене волосы. Пахло землей и мокрыми деревьями. И еще чем-то страшным, затхлым… «Не страшно, – бормотала Женя, стискивая зубы. – Совсем не страшно».
Она увидела вывороченный белый камень, неясным силуэтом маячивший в стороне, и направилась к нему. Шаг… Еще шаг… Вот и камень. Большой, твердый, осклизлый от грязи. Женя, преодолевая отвращение, села на камень и съежилась, спасая лицо и шею от холодного ветра.
Тихо шелестели листья вязов. Издалека, с шоссе, доносился шум проезжающих машин. Этот звук, такой обыденный и такой земной, успокаивал Женю, и постепенно она поймала себя на том, что невыносимый страх уходит, уступая место тревожному ожиданию, которое вполне можно было перетерпеть.
Время тянулось бесконечно медленно. Женя начала мерзнуть. Она подняла руку и поднесла к глазам циферблат часов со светящимися стрелками. С тех пор, как она вошла на кладбище, прошло пятнадцать минут. Осталось еще пятнадцать. Женя вздохнула и опустила руку.
Чтобы как-нибудь отвлечься от неприятных мыслей, она стала смотреть на небо. Звезд почти не было. Узкий лунный серп едва освещал сизые тучи, обложившие его со всех сторон. Жене вдруг стало жалко месяц. Он показался ей одиноким и беззащитным. Таким же, как она сама. Обрывки туч плыли мимо месяца, подгоняемые ветром, а он оставался неподвижен. Казалось, он смотрит сверху грустным, полным тоски взглядом.
Женя улыбнулась месяцу и хотела сказать ему что-то приветливое, но вдруг тишину кладбища пронзил чей-то вопль. Кровь застыла в жилах у Жени. Она соскочила с камня и стала испуганно смотреть по сторонам. Крик повторился, но на этот раз он звучал сдавленнее и тише.
И тогда Женя побежала. Подгоняемая ужасом, она опрометью неслась к кладбищенским воротам, не обращая внимания на ветки деревьев, хлеставшие ее по лицу.
Выскочив за ворота, она остановилась возле мальчишек и крикнула запыхавшимся голосом:
– Там!.. Кто-то… кричит!
Не в силах договорить, она показала пальцем в сторону кладбища. Мальчишки смотрели на нее молча. Наконец самый старший из троицы разомкнул губы и тихо спросил:
– Где Саня?
– Не знаю, – ответила Женя, переводя дух.
Мальчишка посмотрел на товарищей и снова повернулся к Жене.
– Но он пошел за тобой.
– Зачем? – не поняла Женя.
– Чтобы напугать тебя.
– Я его не видела.
Мальчишки выглядели растерянно. Смотря на их бледные, перепуганные лица, Женя вдруг разозлилась. Она выхватила котенка из рук предводителя и, прижав к груди теплый, мохнатый комочек, пошла прочь от кладбища. Она думала, что мальчишки догонят ее и заберут котенка, но за ней никто не погнался. Оглянувшись, Женя увидела, что мальчишки всей гурьбой шагают к кладбищу.
«Дураки, – подумала она. – Какие дураки!»
Женя посмотрела на котенка и заплакала. Ей вдруг стало невыносимо, до спазмов в горле, жаль себя.
Она всхлипнула, запихала дрожащего котенка под курточку и заспешила домой.
На следующий день весь город узнал, что никто из мальчиков не вернулся с кладбища. Их обугленные останки обнаружили лишь месяц спустя – на другом конце города, на страшном пустыре, усыпанном строительным мусором…
