— Я понимаю, ты права, я не подумал… — Он вдруг сел на кровать и обхватил руками голову. — Но ты хотя бы спрячь меня. Куда-нибудь за город, на дачу…
— Ладно, я подумаю…
Они так кричали, что разбудили Лику.
Сонная, растрепанная, в розовой детской пижамке, она стояла на пороге своей комнаты и щурилась от яркого света.
— Вы чего, обалдели? — спросила она еще не проснувшимся голосом. — Чего орете-то на весь дом? Что случилось?
Ольга посмотрела на нее виновато. Да, она чувствовала свою вину за то, что привела в дом мужчину, которого стыдилась, за которого ей было всегда неудобно перед терпеливой и послушной младшей сестренкой.
— Что за проблемы? — спросила Лика. Она, подтягивая широкие, спадавшие на ходу, пижамные штанишки, отправилась за Ольгой на кухню, открыла холодильник и достала коробку с молоком. Плеснула в стакан, выпила и вытерла рукавом губы. Подняла на сестру свои ясные глаза. — Чего спать не даете?
— Лика. — Ольга схватила Лику за руку и притянула к себе. — У него долг. Его могут убить. Он, идиот, поручился за какого-то мужика, друга, а тот сбежал. Долг огромный — два миллиона рублей!
— Так забей! — отмахнулась Лика. — Это его проблемы. Его долги. Башкой надо было думать. Ты что, спасать его будешь?
— Ты что? Откуда у меня такие деньги, во-первых? Во-вторых, с чего бы это я стала ему помогать?
Раздался грохот — такой беспощадный и злой звук издает с силой захлопнутая входная дверь.
Посреди ночи это прозвучало, как взрыв.
— Лика, он ушел! Ушел! — И Ольга бросилась сначала в спальню, где увидела лишь неприбранную, со сбитыми простынями постель, затем к двери, распахнула ее и крикнула в гулкую электрическую оранжевость спящей лестничной клетки: — Витя!
Она выбежала в ночь, в шумящую кронами простуженных сквозняками лип и тополей сырость, оглянулась, но вокруг не было ни души. Тишина. Нехорошая, напряженная.
— Витя! Виктор! Вернись!
Внизу распахнулось окно и женский голос из темноты прошамкал:
— Иди, ложись спать… Как ушел, так и вернется.
И окно захлопнулось.
Ольга вернулась домой. Лика, сидя за столом и беззаботно болтая ногой, грызла печенье.
— Ушел — и слава богу! — выразила она свое мнение. — Уверена, что в глубине души ты и сама этого хотела.
— Лика, я, конечно, понимаю, он тебе никто…
— Оль, а тебе он кто?! Большая любовь?! Да ты оглянись вокруг — хуже мужика найти не могла?! Ты вон в ресторане работаешь, видишь, как выглядят респектабельные, нормальные мужики. Ты же подобрала на улице этого Витюшу…
— Лика, дорогая, не все же рождаются бизнесменами. Вон и родители наши были тоже обыкновенными, скромными тружениками… Папа ремонтировал холодильники и пылесосы, а мама варила кашу малышам в яслях… Да, и такие профессии тоже бывают. Но разве можно людей за это презирать? За то, что у них нет денег или за то, что они просто не умеют их зарабатывать?
— Оль, говорю же — забей ты на этого Витюшу. Сама же мне не раз говорила: что бог ни делает — все к лучшему.
Она выглядела такой беззаботной, необыкновенно легкой и уверенной в своих суждениях, словно ей были заведомо известны повороты предстоящих событий. Она не раздражала, а даже как будто, наоборот, восхищала этой своей детской непосредственностью и мудрой наивностью. Вот уж точно, Лика всегда знала, чего хотела.
— Значит, говоришь, забыть его?
— Я сказала: забить. В принципе, это одно и то же. Живи себе спокойно. Я бы вообще на твоем месте простыни поменяла на кровати — чтобы и духу его не было… Разве ты не видела, что он хронический неудачник, бездельник, что он использовал тебя так же, как прежде использовал тех людей с кем ему приходилось жить. Но это мое мнение. Ладно, я потопала спать…
— Постой! Лика… Подойди ко мне… Может, мне, конечно, показалось… У тебя новые сережки.
В маленьких ушках Лики сверкали крохотные сережки.
— Откуда?
— Это же «Сваровски», дешевые… — Лика, притормозив на мгновение, тронулась с места. — Ладно, Оль, я пойду. Скоро утро уже.
Ольга, послушавшись ее совета и вернувшись в спальню, сорвала простыни, пропахшие табаком, Виктором, и сунула их в стиральную машинку. Постелила чистые. Распахнула окна, впустив в комнату прохладу ночного воздуха, запахи дождя и мокрой листвы.
Она уснула сразу, а утром, осознав, что позволила уйти в ночь человеку, которого, как ей казалось, она любила, помчалась его искать. Но где? Она же ничего о нем не знала! Он говорил о какой-то семье, жене, детях, долгах, лекарствах. Он был несчастным мужем и бессильным отцом.
Ольга бродила по парку, где когда-то они познакомились, и, странное дело, в любом появившемся в конце аллеи мужском силуэте она видела Виктора. Даже если мужчина не сутулился, ей поначалу казалось, что он и двигается как Виктор, и руками размахивает, как он, и что у него вытянутое и бледное лицо. Однако, приблизившись, мужчина (а их было много и все, как на подбор высокие) являл собой полную противоположность Виктору. Глаза подводили Ольгу, превращая даже дряхлого старика в молодого еще, хоть и потрепанного жизнью, сутулого Виктора.
Прошла неделя, Ольга покупала в киоске местные газеты, где первым делом просматривала криминальную хронику: кого убили, где обнаружен труп, кто разыскивается… Либо Виктор был жив и где-то прятался от кредитора, либо его труп еще просто не нашли.
Однажды вечером, когда в ресторане было почти пусто из-за непогоды и Ольга играла Шопена Максиму Григорьевичу, шеф-повару, уже одетому в плащ, со шляпой в руках, стоящему в дверях с видом ностальгирующего романтика, тяжелая дверь ресторана открылась, и она увидела мальчишку. Подросток в коротенькой куртке, с растрепанными, спутанными волосами и смуглым лицом, сильно смахивающий на бродягу, протянул записку Максиму Григорьевичу и что-то ему сказал. Тот, бросив удивленный взгляд на играющую на рояле Ольгу, кивнул, взял записку, после чего мальчишка сразу же исчез. Закончив играть, Ольга подошла к подающему ей знаки повару.
— Вам записка, Оля, — с грустной улыбкой сказал Максим Григорьевич. — Кто-то, я полагаю, не решается подойти к вам напрямую и отправляет посыльных. Очень романтично.
— Спасибо, — улыбнулась Ольга, забирая записку.
— Я приготовил для вас пакет. Уж не обессудьте… Будь я свободен, все сложилось бы иначе… Увы…
— Спасибо вам. — Ольга обняла его. — Моя сестрица посылает вам огромный привет и благодарность. Она у меня такая прожорливая…
— Вы бы как-нибудь показали мне ее. Вероятно, она такая же красавица, как и ее сестра?
— Ну, скажете тоже…
Записка была от Виктора.
