— Ну, что, подруга, я вижу, у тебя все хорошо? — спросила ее Катя в курилке. Работы было много, с трудом удалось выкроить пять минут для отдыха. Восемь человек дожидались своей очереди на стрижку, две женщины-инопланетянки с торчащими во все стороны упакованными в фольгу накрашенными прядями листали журналы и посматривали на часы, сонная бабулька, решившаяся на химическую завивку, сидела в уголке с туго накрученными на деревянные палочки волосами и дышала с видом жертвы ядовитыми испарениями вылитого на голову щелочного раствора.
— Я сказала ему, что беременна! — Зоя сжала кулачки от будоражащей радости. — И он сказал, что это здорово! Что дети — это счастье!
— И что потом? Он сделал тебе предложение?
— Он… Нет, официального предложения не сделал, да и как он мог сделать, ведь это надо обдумать, к тому же он просто не был готов, нужно купить кольцо, обставить все как-то красиво, я так полагаю… Но ничего, я подожду!
— Что с твоими глазами?
— А что? Что с моими глазами?
— У тебя они розовые.
— Ночь не спала, честно говоря. Все представляла себе, как буду со Стасом говорить, как объясню ему, что выхожу замуж за другого. С одной стороны, все вроде как закономерно, тем более что Стас живет совершенно отдельной жизнью, творческой… Хотя я вполне допускаю мысль, что к нему захаживает соседка по даче… Женечка, молоденькая, смазливая, Стас говорил как-то, что она попросила его написать ее портрет, за деньги, разумеется. Стас хоть и оформитель, но рисует очень хорошо, особенно ему удаются портреты, карандашные зарисовки.
— Но ты же можешь и дальше жить с двумя мужчинами…
— А вдруг я все это себе придумала, и Павел меня не любит?
— Тогда просто останешься со Стасом! Будешь вспоминать свой роман, как приключение!
И тогда Зоя призналась, что влюбилась в Павла, что если раньше он, что называется, бегал за ней, то теперь — она.
— Я нахожусь в эмоциональной зависимости от него, — шептала она на ухо Кате, обдавая ее теплым дыханием с запахом табака и мятной жевательной резинки. — Постоянно думаю о нем, жду его звонка, чуть ли не подпрыгиваю, когда звонят в дверь, хотя точно знаю, что это не он. И если прежде он не казался мне красавцем, у него, знаешь, такое вытянутое лицо, большие уши и крупный нос, то теперь его лицо кажется мне мужественным, он нравится мне, я люблю его, и я не знаю, что мне теперь делать!
— Любовь — опасная штука, — зачем-то сказала Катя и удивилась тому, что проронила это неосознанно, словно кто-то внутри нее, очень опытный, высказал свое мнение, желая предупредить Зою.
— Да я и сама знаю, — отмахнулась с горечью Зоя. — Ладно, посмотрим. Главное я ему сказала. Ребенок — не шутка. Если любит, сделает предложение. Если нет — вернусь к Стасу, вообще поселюсь на даче, буду ухаживать за ним, потом признаюсь в беременности и рожу ребенка. Вот такой мой план.
«Катя, сегодня решится наконец моя судьба», — сказала она ей позавчера. Весь вчерашний день Катя не решалась ее тревожить, понимая, что подруга занята устройством личной жизни, и ей явно не до нее. Но когда она не ответила ей на тридцать телефонных звонков, заволновалась и приехала к ней утром.
— Открой!
Позавчера, значит, решалась ее судьба. Может, уже и решилась, и она переехала к Павлу. А телефон не берет, потому что просто не хочет. Или же оставила в машине Павла. Или дома, когда в спешке собиралась к нему, укладывала свои вещи.
Однако, постояв несколько минут перед ее дверью, подумала, что Зоя — не такая, она никогда не оставила бы свой телефон где бы то ни было. Они с Катей были близкими людьми, а потому она все равно нашла бы способ позвонить ей и рассказать, как все прошло. Или же — с ней что-то случилось.
Вот поэтому Катя, стоя у Зои под дверью, разволновалась и сказала, что знает, что она дома. Чтобы, если она действительно дома, открыла.
…Зоя выползла из-под одеяла, набросила на себя халат, но тут же почувствовав сильное головокружение, снова села на постель.
Катя пришла. Милая и добрая Катя, как же она расстроится, когда узнает, что с ней произошло.
Она собралась с силами и доплелась до гостиной, увидела накрытый стол (жареная утка, фрукты, салаты, ваза с лилиями, запах которых сейчас вызывал дурноту) и слезы покатились по щекам.
Павел заявился поздно ночью, какой-то странный, явно не в себе, с бледным лицом, прошел мимо нее, словно она — неодушевленный предмет, плеснул себе водки в рюмку, залпом выпил, потом еще и еще. Затем зашел в ванную комнату.
Она видела в приоткрытую дверь, как он снимает с себя рубашку, как зачем-то замывает ее. Сначала он намочил рукава, затем намылил мылом и прополоскал. Вода была розовая.
Он замывал кровь, в этом не было никаких сомнений! Она своими глазами видела красные пятна на манжетах.
Потом он, не замечая того, что дверь не плотно закрыта и что за ним могут наблюдать, надел на себя эту мокрую рубашку, сверху — пиджак, затем помочился (Зоя отвернулась) и вышел, чуть не ударив ее, находящуюся в каком-то ступоре, дверью.
— Слушай, в мокрой рубашке ходить неприятно… Вспотел, знаешь… Дай-ка мне какую-нибудь футболку или рубашку…
Он стянул с себя пиджак, сорвал рубашку и швырнул ее в приоткрытую дверь ванной комнаты.
— Не стирай, выброси или пусти на половую тряпку. Я ее в краске выпачкал.
— Да, конечно… — Она метнулась в спальню, достала из шкафа черную тенниску Стаса.
— Вот, держи.
— Ну и отлично! — Павел натянул на себя тенниску, сверху надел пиджак. — Совсем другое дело!
И направился к двери. Но по пути задержался возле нее и сказал, потрепав ее по щеке, как-то сильно, при этом грубо пощипывая:
— Если спросят, скажешь, что я был у тебя весь день, с часу дня до утра, поняла, зайка? Это важно. Ну все… Я тебе позвоню.
И ушел.
Она некоторое время простояла неподвижно в прихожей, затем зашла в ванную комнату и увидела, что раковина забрызгана розовыми каплями.
В унитазе — моча. Он даже не смыл ее водой.
Всю ночь она прорыдала, зарывшись с головой в постель. Утром приняла решение сделать аборт, и сделала бы, наверное, если бы нашла в себе силы доехать до больницы.
…Она распахнула дверь и бросилась к Кате:
— Катя, Катя! Как хорошо, что ты пришла!
Она схватила ее за руку, втащила в дом. Прижалась к ней, и Катя почувствовала, что она горит.
— У тебя температура, Зоя. Что случилось? Пойдем, ты мне все расскажешь.
Они остановились на пороге большой комнаты, Катя увидела накрытый стол и все поняла. Не пришел. Этот мерзавец, этот Павел обманул ее! Можно было уже ничего и не расспрашивать, чтобы не причинять ей боль!
