Ван Хелзинк пришел в мой кабинет раньше других. Я постараюсь раскрыть истину с его помощью.
Через некоторое время.
Вот что сказал Ван Хелзинк:
— Джон, нам надо во что бы то ни стало переговорить кое о чем до прихода остальных, а впоследствии мы можем сообщить это и им.
— Мина, наша бедная, дорогая Мина становится другой!
— На основании нашего прежнего опыта с мисс Люси нам надо остерегаться, чтобы помощь не пришла слишком поздно. Наша задача теперь стала тяжелее, чем когда-либо: ввиду этого нового несчастья нам дорог каждый час. Я вижу, как на ее лице постепенно появляются характерные признаки вампира. Правда, пока они едва заметны, но все же их можно разглядеть, если всмотреться внимательнее и без предрассудков. Ее зубы стали острее, а выражение глаз суровее. Кроме того, она теперь часто молчит, как это было с Люси; она даже не говорила, когда писала, то, что хотела сообщить. Теперь я боюсь вот чего! Если она может во сне, вызванном нами, сказать, что делает граф, то вполне вероятно, что тот, кто первый загипнотизировал Мину и заставил выпить свою кровь, может заставить ее открыть ему то, что она знает о нас.
Нам надо во что бы то ни стало предотвратить это; мы должны скрывать от нее наши намерения, тогда она не сможет рассказать ему то, что не знает сама.
О! Печальная задача! Такая печальная, что у меня разрывается сердце при одной мысли об этом; но иначе нельзя. Когда мы увидим ее сегодня, я скажу, что по некоторым причинам она не должна больше присутствовать на наших совещаниях, оставаясь, однако, под нашей охраной.
Я ответил, что разделяю его мнение.
Сейчас мы все соберемся. Ван Хелзинк ушел, чтобы приготовиться к исполнению своей печальной миссии. Я думаю, что он хочет также помолиться наедине.
Немного спустя.
Перед самым началом нашего совещания мы с Ван Хелзинком испытали большое облегчение, так как госпожа Харкер послала своего мужа передать, что не присоединится к нам, ибо ей кажется, что мы почувствуем себя свободнее, если не будем стеснены ее присутствием во время обсуждения наших планов. Мы с профессором переглянулись и с облегчением вздохнули. Я со своей стороны подумал, что раз госпожа Мина сама поняла опасность, то тем самым мы избавлены от многих страданий и неприятностей…
Итак, мы приступили к составлению плана нашей кампании. Сперва Ван Хелзинк сжато изложил нам следующие факты:
— «Czarine Caterine» вышла вчера утром из Темзы. Чтобы добраться до Варны, ей понадобится, по крайней мере, три недели; мы же доберемся до Варны сухим путем всего за три дня. Допустив даже, что благодаря благоприятной погоде, которая может быть вызвана графом, судно выиграет два дня, и что мы случайно будем задержаны на целые сутки, — все же у нас впереди около двух недель. Таким образом, чтобы быть вполне спокойными, мы должны отправиться самое позднее 17-го. Тогда мы в любом случае прибудем в Варну на день раньше судна и успеем сделать все необходимые приготовления.
После этого Квинси Моррис прибавил:
— Я знаю, что граф родом из страны волков, и быть может, он будет там раньше нас. Я предлагаю дополнить наше вооружение винтовками Винчестера. Во всех затруднительных обстоятельствах я крепко надеюсь на винтовку.
— Хорошо! — сказал Ван Хелзинк. — Возьмем с собой и винтовки. Здесь нам, в сущности, нечего делать, а так как Варна никому из нас не знакома, то не отправиться ли нам уже завтра? Все равно, где ждать, здесь или там. Сегодня ночью и завтра мы успеем приготовиться и, если все будет в порядке, — вечером тронемся в путь вчетвером.
— Вчетвером? — спросил удивленно Харкер, бросая на нас вопросительные взгляды.
— Конечно! Вы должны остаться и позаботиться о вашей дорогой жене! — поспешил ответить профессор.
Харкер помолчал несколько минут и затем сказал глухим голосом:
— Мы поговорим об этом завтра утром. Мне надо посоветоваться с Миной.
Я подумал, что Ван Хелзинку пришло время предупредить Харкера не открывать ей наших планов: но он не обратил на это внимания. Я бросил на него многозначительный взгляд и закашлял; однако вместо ответа он приложил палец к губам и отвернулся.
Дневник Джонатана Харкера
5 октября.
После обеда.
После нашего совещания я долгое время не мог ни о чем думать. Новый поворот событий настолько поразил меня, что я не в силах мыслить. Решение Мины не принимать никакого участия в обсуждении заставляет задумываться: а так как я не смею сказать ей об этом, то могу лишь высказать свои предположения. Теперь я дальше от истины, чем когда-либо. Поведение остальных при этом известии также поразило меня: ведь в последнее время мы часто обсуждали данный вопрос и решили, что между нами не будет никаких тайн. Мина спит сейчас тихо и спокойно, как маленькое дитя. Губы ее полуоткрыты, и лицо сияет счастьем. Слава Богу, что это так.
Немного спустя.
Как странно! Я сидел, сторожа счастливый сон Мины, и считал себя таким счастливым, как, пожалуй, никогда. Когда настал вечер и земля покрылась тенью, в комнате стало еще тише и торжественней. Вдруг Мина открыла глаза и сказала:
— Джонатан, дай мне честное слово, что исполнишь мою просьбу. Дай мне это обещание перед Богом, и поклянись, что ты не нарушишь его, даже если я буду умолять тебя об этом на коленях, заливаясь горькими слезами. Скорее исполни мою просьбу — сейчас же.
— Обещаю, — ответил я, и она на мгновение показалась счастливой; для меня же счастья не было, так как красное клеймо по-прежнему горело на ее лбу.
Она сказала:
— Обещай, что ни слова не скажешь мне о плане, составленном против графа. Ни слова, ни намека, ни поступка, пока не исчезнет это! — и она торжественно указала на клеймо.
Я увидел, что она говорит серьезно, и повторил:
— Обещаю!
После этих слов я понял, что с данного момента между нами появилась стена.
Полночь.
Весь вечер Мина была весела и бодра, так что и остальные приободрились, как бы зараженные ее весельем, и даже я почувствовал, что печальный покров, давивший нас, будто немного приподнялся. Мы разошлись рано.
Утро, 6 октября.
Новый сюрприз! Мина разбудила меня так же рано, как и вчера и попросила пригласить Ван Хелзинка. Я подумал, что она хочет снова быть загипнотизированной, и сейчас же пошел за профессором. Он, по-видимому, ожидал этого приглашения, так как был уже одет. Дверь его была полуоткрыта, поэтому он слышал, как хлопнула наша дверь. Он сейчас же пришел. Войдя в комнату, профессор спросил Мину, могут ли войти и остальные.
— Нет, — ответила она, — это не обязательно. Вы можете сами все рассказать им потом. Я должна ехать с вами!
Ван Хелзинк был поражен не меньше моего. После некоторой паузы он опять спросил:
