С минуту не слышно никакого движения. Вдруг, из-за стиральной машины, разделяющей ванну и дверь, показывается рыжий кошачий хвост. Я нервно смеюсь и окунаюсь с головой в воду. Кот, заинтересованный всплеском, выходит из укрытия. Я протягиваю к нему руку. Он с хитрым прищуром меня осматривает и обнюхивает поцарапанным носом ладонь.
— Отвернись-ка, дружок! — подмигиваю коту и получаю тот же знак в ответ.
Вылезаю из ванны, заворачиваясь в огромный махровый халат. Пояс оказывается на бедрах. Вынимаю его из петель и подвязываю на талии. Игорь гремит посудой на кухне. Иду на звук льющейся воды и запах колбасы.
— Повар из меня не удался, — улыбается он. — Поэтому на поздний ужин, или ранний завтрак, у нас сосиски и помидоры.
— Я познакомилась с котом.
— Надеюсь, он тебе не помешал? Ничего, что я на «ты»? На «вы» получается слишком помпезно.
— Давай на «ты», — киваю я, поглядывая в сторону плавающих в кипящей воде сосисок.
Сажусь за стол и наблюдаю, как Игорь неуклюже вылавливает сосиски, то и дело хватаясь за мочку уха ошпаренными пальцами. Минуту спустя передо мной оказываются стакан и два блюда: с колбасой и с помидорами. Игорь по пояс погружается в холодильник и вылезает с бутылкой водки в руках.
— Ну, теперь рассказывай, — он садится рядом и водружает бутылку на стол.
— Что рассказывать?
— Что у тебя с мужем стряслось? — наливает прозрачную жидкость в стакан. — Почему ты от него убегаешь в полчетвертого утра?
— Разве ты ни о чем не слышал?
— Меня весь день не было дома. А что случилось? Кто умер? — в шутку спрашивает он. — Выпей, полегчает!
— Катя, — отвечаю я серьезно.
Одним глотком опрокидываю стакан и тут же начинаю об этом жалеть. Горло горит, на глаза наворачиваются слезы.
— Закуси, — протягивает мне помидор Игорь.
Я впиваюсь зубами в помидор и нанизываю на вилку сосиску. Откусываю дымящийся, сочный кусок колбасы. Тепло от водки и горячей еды разливается по телу.
— Какая Ка… Ни хрена себе! От чего? И причем здесь ты?
— От меня. То есть не от меня, — поправляюсь я, водка на пустой желудок путает мысли. — По моей вине.
— Ты ей что, мышьяка в ведро с пельменями подсыпала?
— Нет, оставила одну. Кто-то забрался в дом и разбил ей голову.
Лицо Игоря перекашивается от отвращения.
— А потом ее сварили и съели?
— Нет, с чего ты взял?
— Если не съели, — подливает водки в стакан он, — то для чего им понадобилось ее убивать?
— Понятия не имею. А почему ты думаешь, что убили они, а не он, или она?
— Потому что в одиночку с Катькой не справиться. Что об этом думает Олег?
— Обвиняет меня. Обещает сдать в полицию.
— Так может это он ее, того этого? — Игорь проводит ногтем большого пальца по шее.
— Нет, он ее любил. Все для нее делал: осыпал подарками по поводу и без, заказывал одежду в самом дорогом ателье. Отдал три зарплаты, чтобы устроить ее на подготовительные курсы в гимназию. Олег ни разу руки на Катю не поднял.
— А на тебя? — заглядывает мне в глаза Игорь.
— На меня… — говорю хмельным голосом. — Она его дочь, родная кровь, а я кто?
— Жена, — снова наполняет стакан Игорь. — Семья.
— Не нужна ему семья. Он из тех, кто прекрасно обходится в одиночку. Для него не существует близких людей, с их желаниями и потребностями. Катя — другое дело. Она частичка его самого. Была частичкой.
— Зачем ты вышла за такого человека?
— Тогда он был Греем, — выпиваю очередную порцию водки.
— Каким еще Греем?
— На алых парусах, каким же еще?
— Хорошо, тогда он был Греем, — кивает Игорь и глотает остатки из моего стакана. — Фух, без ста грамм не разберешься.
Игорь приподнимается на стуле, выуживает из кармана сигареты и позолоченную зажигалку. Привычным движением откидывает крышку и щелкает зажигалкой возле лица. Я инстинктивно морщусь в ожидании отвратительного запаха, но дым от сигарет Игоря пахнет гораздо приятнее Олеговой «Балканки». Сосед не только любит красивые вещи и ухаживает за собой, но даже курит дорогие сигареты. Не удивительно, что муж считает его голубым. Для Олега тот, кто моется чаще одного раза в неделю, уже не мужик.
— А потом почему не развелась?
— Когда потом?
— Ну, тогда, — Игорь протягивает руку к моему лицу и большим пальцем поглаживает синяк на щеке.
— Мне некуда было идти. К тому моменту я уволилась с работы, собственного жилья у меня не было. У меня даже родителей не было! Куда идти?
— Бедная сиротка! А теперь что, дом, работа и родители появились?
— Откуда? — хлопаю ресницами в ответ.
— Тебе лучше знать. Раз теперь, два года спустя, ты решила от него сбежать, наверно откуда-то появились.
— Если бы. Мне и сейчас некуда идти. Ни дома, ни денег, ни одного близкого человека, способного поддержать, — уже всхлипываю я. — Как выжить? Одна я не справлюсь…
Игорь присаживается возле меня на корточки. Руки сами тянутся к его шее. Я втыкаюсь носом ему в плечо и реву, как ребенок.
— Не плачь, соломинка, — приговаривает он, поглаживая меня по голове. — Всё будет хорошо. Будет у тебя еще и дом, и семья.
— Да, камера и надзиратели.
— Брось! Кто поверит, что ты убила Катьку?
— Я верю.
Игорь напрягается, я отстраняюсь от его плеча и отворачиваюсь к окну.
— Вот так сюрприз! Что значит «я верю»?
— Я ее ударила, — слезы собираются в уголках глаз. — Дала пощечину, Катя упала и заплакала, а я сбежала. Что если она ударилась головой и истекла кровью?
— Дин, ну что ты как маленькая? Если бы все произошло так, никого бы не стали подозревать, а закрыли дело как несчастный случай. Раз менты ищут убийцу, значит, Катьке, как минимум, зверски размозжили череп.
Перед глазами встает Катино лицо, искаженное болью, ее голова, обезображенная рукой маньяка. К горлу подступает ком. Кровь стучит в висках. Я подкидываюсь и еле успеваю добежать до унитаза.
— Убийца хренова, — летит вдогонку.
Я полощу рот водой, когда в зеркале появляется отражение Игоря.
— Одного не могу понять, — опирается о дверной косяк он. — Почему вы так любите подонков?
— Кто мы?
— Женщины. Почему бросаете хороших парней ради отморозков, живете с садистами, и, даже когда уходите, продолжаете им подчиняться?
— Я никому не подчиняюсь.
