— Но сегодня вы можете спать спокойно. Я проведу ночь рядом с вами и ручаюсь, что ничего не случится. Если же вы будете беспокоиться во сне, я разбужу вас.
— Правда? — воскликнула Луси. — Как я вам благодарна!
И, откинувшись на подушки со вздохом облегчения, она почти тотчас заснула.
Всю ночь я зорко следил за ней, но Луси спала спокойным безмятежным сном. На ее губах играла счастливая улыбка, свидетельствующая об отсутствии неприятных сновидений.
Рано утром я отправился домой, перепоручив заботы о Луси служанке. В телеграммах фон Гельсингу и Артуру я сообщил им о состоянии девушки.
В клинике было очень много работы, и время пролетело незаметно. Во время обеда я получил телеграмму от профессора с просьбой провести ночь у Луси и дождаться его приезда утренним поездом.
9 сентября. Я был крайне утомлен, когда приехал в Гиллингам. Бессонная ночь давала себя знать. Я застал Луси одетой и в прекрасном настроении. Она протянула мне руку и, всмотревшись в мое лицо, сказала:
— Сегодня вы должны отдохнуть. Вы совсем разбиты, а я здорова, уверяю вас!
Я не стал спорить. После ужина Луси повела меня наверх в комнату, смежную с ее спальней.
— Переночуйте здесь, — попросила она. — Я оставлю дверь между комнатами открытой. Ложитесь на этот диван и спите. Если будет нужно, я позову вас.
Я согласился, так как действительно чувствовал себя очень уставшим. Заставив Луси еще раз пообещать, что в случае нужды она позовет меня, я лег на диван и тут же заснул.
10 сентября. Я почувствовал руку профессора на своей голове и проснулся.
— Как ваша пациентка? — спросил он.
— Она была совершенно здорова, когда я оставил ее, или вернее, когда она оставила меня.
— Пойдемте к ней, — сказал фон Гельсинг.
Шторы в комнате Луси были спущены. Когда я поднял их и утренний свет проник в спальню, профессор подошел к постели. Я услышал его хриплый возглас и, зная его обычную сдержанность, похолодел от предчувствия беды. Меня поразило выражение его искаженного лица. Подняв руку, фон Гельсинг молча указал на постель. Ноги у меня подкосились…
Луси лежала в глубоком обмороке. Лицо казалось очень бледным, губы посинели.
Фон Гельсинг был вне себя от ярости. Обернувшись ко мне, он прорычал:
— Коньяку, скорее!
Я бросился в столовую и вернулся с графинчиком. Приподняв голову больной, фон Гельсинг смочил губы Луси коньяком, так как невозможно было разжать крепко стиснутые зубы.
— Слава Богу, еще не поздно! — облегченно вздохнул профессор, приложив ухо к ее груди. — Но все наши труды пропали, надо все начинать снова. Артура нет, так что на сей раз донором будете вы, Джон.
С этими словами он достал инструменты. Снотворного Луси не понадобилось, она все еще была без чувств. Я закатал рукав рубашки, и фон Гельсинг приступил к делу.
Через некоторое время, показавшееся мне вечностью, так как ощущения были не из приятных, лицо Луси порозовело. Видно было, что обморок мало-помалу переходил в спокойный сон.
Профессор зорко следил за мной.
— Вот и довольно, — наконец сказал он с грустной улыбкой. — А то, чего доброго, вы тоже упадете в обморок!
Убрав инструменты, фон Гельсинг забинтовал руку Луси, потом мою. Я прилег на диван, мне действительно сделалось дурно. Профессор подал мне большую рюмку вина и шепнул:
— Смотрите, не рассказывайте никому о сегодняшнем происшествии, тем более жениху. Однако мне не нравится ваш вид. Ложитесь и постарайтесь уснуть. Надо беречь силы, они вам еще понадобятся.
Я исполнил его приказание. Но прежде чем заснуть, долго размышлял о том, каким образом Луси могла опять потерять так много крови. И эти странные ранки на ее шее… Откуда они взялись?
Я проснулся почти в одно время с Луси. Ей было лучше, хотя слабость не прошла. Фон Гельсинг поручил ее мне, а сам отправился на почту.
— Поезжайте домой, — сказал он, вернувшись. — Эту ночь я проведу здесь, так что вам беспокоиться нечего.
11 сентября. Приехав после завтрака в Гиллингам, я застал фон Гельсинга в прекрасном расположении духа, а Луси окрепшей. Профессору пришла большая посылка. Он открыл ее и с видимым удовольствием показал какие-то белые цветы.
— Они для вас, милая барышня, — сказал фон Гельсинг Луси.
— Для меня, доктор?
— Да, дорогая, только не для забавы, а в виде лекарства.
Она сделала недовольную гримасу.
— Вы воображаете, — продолжал профессор, — что я буду поить вас настойкой из этих цветов? Нет, я украшу ими ваше окно и сплету венок, который вы будете носить на шее. Эти цветы обладают лечебными свойствами.
Пока он говорил, Луси рассматривала и нюхала цветы. Внезапно отбросив их, она воскликнула с отвращением:
— Профессор, вы смеетесь! Эти цветы пахнут, как самый обыкновенный чеснок!
К моему удивлению, фон Гельсинг рассердился. Сдвинув брови, он закричал:
— Не смейте так говорить! Я делаю это не ради собственного каприза! Предупреждаю вас: если не для себя, то ради других вы должны слепо исполнять все мои приказания!
Заметив на лице Луси испуг, фон Гельсинг, придвинувшись к ней, ласково прибавил:
— Мисс Луси, я действую для вашего же блага. Эти цветы принесут вам громадную пользу, поверьте! Нет, не расспрашивайте меня! Джон, помогите мне развесить их!
Действия профессора поразили меня. Закрыв окно, он рассыпал цветы по подоконнику, заткнул ими все щели, как бы желая, чтобы воздух, проникающий со двора, пропитывался их запахом. Потом то же самое проделал у двери и камина. Это выглядело до такой степени странно, что я не выдержал и сказал:
— У вас, видимо, есть какая-то идея, профессор, но сознаюсь, я не понимаю ее. Можно подумать, что вы изгоняете злого духа.
— Может быть, я это и делаю, — проворчал фон Гельсинг, принимаясь за венок.
Сплетя нечто вроде гирлянды, он обмотал ею шею Луси со словами:
— Пожалуйста, оставьте венок на всю ночь, и даже если в комнате станет душно, не открывайте ни окно, ни дверь.
— Обещаю вам это, — сказала Луси, — благодарю вас за заботу. Чем я могла заслужить таких преданных друзей?
Мы уехали вместе, фон Гельсинг и я. Профессор казался очень довольным.
— Сегодня можно спать спокойно — объявил он, — и, сказать по правде, я сам нуждаюсь в этом, так как очень устал. Завтра утром мы навестим нашу милую больную. Увидите, ей будет гораздо лучше благодаря мерам, предпринятым мной против злого духа.
Профессор казался таким уверенным, что я не посмел поделиться с ним своими страхами. Я вспомнил горький опыт позапрошлой ночи, и невольная тоска овладела мной.
