Крик Катарины был ревом раненой жертвы! Она кругами носилась вокруг юнца, еще недавно вздыхавшего от любовного томления. Катарина пыталась разлучить его с новой возлюбленной, бросалась между ними, будто те могли воссоединиться только после ее смерти! Сцена была поистине во вкусе Лоренцо. Как часто женщины так же преследовали его, мучимые ненавистью и обманутые его сладкими речами! Что же делал он? Да Понте наслаждался их отрешенностью и пребывал в экстазе, когда они полностью теряли над собой контроль. И только насладившись вдоволь их унижением, Лоренцо снова поднимал их из грязи. Объяснял, что ссора была всего лишь ошибкой. Он снова начинал усыплять их бдительность своими сладкими речами. Называл их «моя сладкая», «моя душенька», «моя милая голубка»! Он вел себя не так, как ведут себя умные, красивые или хотя бы немного привлекательные мужчины. Сначала да Понте овладевал женщинами — полюбовно или силой. Затем ранил их самолюбие, задевал за живое. Да, теперь все было ясно. Он вел себя так же, как его Дон Жуан. Именно поэтому его околдовала эта идея. Лоренцо да Понте описывал события из своей жизни! А эта божественная музыка, самая прекрасная из всего, что он, Джакомо Казанова, когда-либо слышал, служила, наверное, только фоном для жалких побед этого кретина! Это было отвратительное преступление по отношению к искусству. Музыка шептала совсем о другом: о любви, об учащенном биении сердца, готового выпрыгнуть наружу!
Неужели никто не видел, что здесь происходило на самом деле? Конечно, большинство из присутствующих были плохо знакомы с Лоренцо да Понте. Они не знали того, что было известно ему, Джакомо Казанове. Лоренцо считали забавным острословом, которому удалось найти общий язык с маэстро. И это всех ослепляло. Если Моцарт доволен, то довольны и они! Но разве Моцарт доволен? Разве он не знал да Понте немного лучше остальных и не разгадал ужасного замысла, для которого этот негодяй использовал его музыку?
Закончилась ария о мести. Катарина Мичелли лежала скорчившись на сцене, словно пронзенная болью дичь. Музыка умолкла.
— Перерыв! — крикнул Гвардазони.
— Браво, брависсимо! — воскликнул да Понте, резво соскочив со своего кресла и аплодируя вне себя от радости.
Несомненно, ему понравилось ее падение. То, как она лежала на сцене, превратившись в задыхающееся беспомощное существо, запутавшееся в своем платье! Лоренцо взбежал по небольшой боковой лестнице на сцену и погладил по голове униженную Катарину. Затем он, словно галантный кавалер, подал ей руку. Он помог ей подняться, но в то же время мельком взглянул на мать. В темноте ложи лицо матери Катарины на миг стало огненно-красным, вспыхнув, словно небольшой фонарик.
Казанова поднялся и медленно зашагал к сцене. Теперь Лоренцо заметил его:
— Джакомо! Дамы и господа, мой старый добрый друг Джакомо Казанова!
Лоренцо провожал Катарину Мичелли со сцены. На какое-то мгновение Казанова оказался на том месте, где только что стоял этот мерзавец да Понте. Вот оно — решение, единственно возможное решение. Он, Джакомо Казанова, лишит этого мерзавца должности и займет его место! Следует спасти то, что еще можно спасти! Нужно исправить оперу, придать ей другие нюансы! Нужно придумать что-нибудь, что все равно не сможет сравниться с этой божественной музыкой, но, по крайней мере, не станет уродовать ее!
На миг Казанова закрыл глаза — настолько упоительной показалась ему эта мысль. Нужно устранить да Понте и исправить текст! Лишь когда кто-то прикоснулся к его плечу, Казанова открыл глаза. Это был Паоло. Чего он хочет? Что он вообще себе позволяет? Паоло кивнул головой на оркестровую яму. Музыкант небольшого роста играл на клавесине финал. Пуговица на вороте белой рубахи была расстегнута.
— Это господин Моцарт, синьор Джакомо, — прошептал Паоло, однако Казанова даже не шелохнулся. Неужели этот мужчина с красным, пылающим лицом и глазами навыкате мог быть Моцартом? Вот он поднялся, вытер со лба пот и взглянул на сцену.
— Ну и как? — крикнул он Казанове.
Джакомо подошел к оркестровой яме и нагнулся.
— Джакомо Казанова, — представился он.
— Да, хорошо. Как вам?
— Простите, я вас плохо слышу.
— Подождите, я сейчас поднимусь.
Ну и? Ну и что? Ведь они даже не были знакомы. Моцарт не имел ни малейшего понятия, кто такой Джакомо Казанова. Они никогда раньше не встречались. Конечно, синьор Джакомо был наслышан об этом гении. Еще ребенком Моцарт покорил своими поразительными выступлениями все княжеские и королевские дворы Европы. Затем наступили годы унижения. Моцарт вынужден был ожидать, когда ему предоставят место в Вене. «Ну как?» Почему этот мужчина заговорил с Казановой так, словно они были знакомы сотню лет и всего лишь прервали свою беседу, когда композитор исполнял этот музыкальный переход? Не подобало начинать беседу с вопроса: «Ну как вам?» Такой вопрос предполагал доверительные отношения, а для этого следовало сначала познакомиться.
Моцарт поспешил на сцену. Как же быстро он шел! Нет, не шел, а бежал, даже скорее прыгал! Казанова поклонился и невольно отступил на шаг назад.
— Маэстро, я Джакомо Казанова, поклонник вашего таланта!
— Да, конечно. Но мне хотелось бы знать, понравилось ли вам?
Моцарт произносил слова очень быстро и был чем-то недоволен. Даже разговаривая с кем-нибудь, он не мог устоять на одном месте. Моцарт постоянно двигался: мял пальцы, переступал с ноги на ногу. Это тяжело было вынести. Почему Моцарт не подал Казанове руку? Почему он не поздоровался, не сказал пару вежливых слов?
— Я прошу вас, вы же, наверное, хоть что-то услышали за последние несколько минут! Или же музыка лишила вас дара речи?
Однако это уже неслыханно! Почему именно его, Джакомо Казанову, музыка должна была лишить дара речи?! Ему еще никто не говорил ничего подобного. Этот человек был невежей! Лоренцо не преувеличивал, когда упоминал о капризах Моцарта, но такое поведение превзошло наихудшие ожидания.
— Кое-что мне нравится, а кое-что — не очень.
— Что-то не нравится? Что именно?
— Выход донны Эльвиры! Он отвратителен. Нельзя издеваться над такой женщиной!
— Вы тоже так думаете? Я все время говорю об этом!
— Вы тоже об этом говорили?
— Да, я твержу об этом уже несколько недель. Отвратительно, ужасно! Но может, так нужно.
— Нужно? Я чего-то не понимаю.
— Кто-то должен преследовать Дон Жуана. Кто-то должен мстить ему.
— Кто-то — да, но не обязательно женщина. В опере достаточно мужчин: отцы, женихи. Это их задача.
— О, вам знаком сюжет! Вы даже знаете отдельные нюансы!
— Господин да Понте посвятил меня в суть своей работы и попросил совета.
— Ну и что вы ему посоветовали?
— Сначала я хотел сам посмотреть представление. Именно поэтому я здесь.
— Оно вас разочаровало?
