— Благодарю вас, мистер Кэрнз. Но я читала ваши письма, и мне известны ваши чувства.
— Хорошо. Надеюсь, вы не сочтете дерзостью, если я скажу вам, что слышал о ваших финансовых затруднениях и прибыл сюда, чтобы сказать, что не верю этому. Но если это так, мне бы хотелось предложить вам свои услуги.
Сделав паузу, он достал из кармана конверт.
— Я привез вам чек.
Диана, стоявшая у кровати матери, вспыхнула. Ей хотелось сказать, что в этом нет необходимости, что решение всех их проблем только что стало реальным. И это решение было гораздо красивее, нежели Сноуден Трэпп Кэрнз. Ей бы хотелось резко отвергнуть его предложение, но она не могла выдать свою тайну. И тем не менее она рада была услышать, что ход мыслей матери совпадает с ее собственным.
— Мы не можем принять вашу благотворительность, мистер Кэрнз, хотя с вашей стороны было весьма любезно к нам приехать.
— Но это не благотворительность, — серьезно возразил мистер Кэрнз. — На самом деле я должен вам эти деньги, и сумма не столь уж велика. Это процент, причитающийся вашему мужу за одно довольно успешное предприятие, осуществленное нами совместно в Клондайке. Так что, как видите, если вы не примете этот чек, то я окажусь вором
Он улыбнулся заискивающей улыбкой, которая весьма не понравилась Диане.
— Мистер Кэрнз… — начала миссис Холланд, сдаваясь.
— Я настаиваю, — перебил ее Сноуден, показывая, что тема закрыта.
— Благодарю вас.
Миссис Холланд приняла чек с покорным видом, столь не свойственным ей. Наклонившись, она положила его на ночной столик, и на лице ее читалось облегчение.
— Как долго вы собираетесь пробыть в городе?
— В настоящее время обязанности не призывают меня в другое место, и, если позволите, миссис Холланд, я бы взглянул на ваши бумаги. Мне не верится, что ваши дела обстоят так плохо, как о том толкуют… — Сноуден сделал паузу, и его глаза вспыхнули. — Или как вы, по-видимому, считаете.
— Это очень мило с вашей стороны, хотя уверяю вас: я уже просматривала бумаги, и положение просто ужасное. Впрочем, неважно — пока вы в городе, вы непременно должны жить у нас.
Сноуден поклонился, щелкнув каблуками:
— Благодарю вас, миссис Холланд. Мы еще побеседуем завтра. Я и так утомил вас. Я спущусь и найду горничную. Она подыщет мне место, где я не буду никого беспокоить.
Он взял Диану за руку, но уже не пытался поцеловать. Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Спокойной ночи, мисс Диана.
— Спокойной ночи, — вяло ответила Диана.
Когда он вышел из комнаты, она почувствовала облегчение. Это означало, что очень скоро она окажется наедине со своими мыслями о Генри. Дверь закрылась, и она почувствовала, как холодная рука матери коснулась ее запястья:
— Ди?
— Да, мама? — Диана нагнулась над кроватью и наблюдала, как мать снова откидывается на подушки.
— Сейчас ты устала, дорогая, но завтра будь полюбезнее с мистером Кэрнзом, хорошо?
Разумеется, Диана поняла, что подразумевает мать под словом «полюбезней»; она хотела, чтобы Диана вела себя с мистером Кэрнзом не так, как с мистером Коддингтоном, и мистером Ньюбургом, и мистером Каттингом. Но в эту минуту Диану не интересовал ни один мужчина в мире, кроме Генри.
22
Хорошие девушки гордо идут,
Плохие же слезы раскаянья льют.
Хороших все хвалят и счастье сулят,
Плохих осуждают, позором клеймят.
Плохая в ночи, как убитая, спит,
Не мучат ее сожаленье и стыд.
Хорошие девушки вовсе не спят:
Жалеют плохих — попадут они в ад!
Стихи швеи, 1898
Покачивание поезда убаюкало Уилла. Проснувшись, Элизабет увидела, что он спит ангельским сном. Остатки завтрака были убраны с маленького столика перед сиденьем, обитым красным бархатом. За окном совсем стемнело. Или уже светает? Сейчас либо очень поздно, либо очень рано. Но в любом случае проводник не побеспокоил их, чтобы постелить. Элизабет так мало спала прошлой ночью, что, естественно, крепко уснула под стук колес.
Элизабет закрыла глаза и вновь открыла. Внезапно она резко встала. Уилл пошевелился, но не проснулся. У нее все затекло, во рту пересохло. Неужели она проспала остановку в Окленде? Если это так, то она упустила шанс спасти свою семью: она знала от Денни, где находятся ломбарды, но как же ей их найти в других городах? Она не знала, сколько они пробудут в других местах. Теперь она не сможет осуществить свой план.
Она прошла по вагону, высматривая какое-нибудь дружелюбное лицо, но никого не было. Наконец она добралась до застекленного вагона и увидела за стеклом хорошо одетого человека, который сидел там и курил. Элизабет была так поглощена своими мыслями, что вошла в дверь и обратилась к незнакомцу, что сочла бы в своей прежней жизни неприличным.
— Мы проехали Окленд? — спросила она.
— Да, несколько часов тому назад, — ответил он, оборачиваясь.
Этот ответ так расстроил Элизабет, что она не узнавала этого человека, пока он не произнес ее имя.
— Мисс Элизабег Холланд, — повторил он с ударением.
Взглянув ему в лицо, она поняла, что не обозналась: это Грейсон Хэйз, старший брат Пенелопы. Хотя она не видела его почти четыре года, она хорошо его знала. У него были высокие скулы, как у сестры, длинный нос и тонкие усики. Глаза голубые, как у Пенелопы, но близко поставленные, что почему-то придавало ему хитрый вид.
И вдруг Элизабет вспомнила, что ее считают умершей. Он смотрел на нее так, будто ему были ведомы все ее тайны. Впрочем, возможно, это просто метод запугивания, свойственный Хэйзам. В конце концов, он был за границей, так откуда ему знать о ней? К тому же, как все члены его семьи, Грейсон поглощен собой. Но Элизабет не нравилось, как он сверлит ее глазами. Он возмужал с тех пор, как они виделись в последний раз на танцах, устроенных в старом городском доме Хэйзов, на Вашингтон-сквер. Тогда он польстил ей, пригласив на танец, — она была очень молода, а он был одним из самых завидных холостяков. Однако посреди вальса он бросил ее, чтобы пригласить Изабеллу де Форд. Да, теперь его не назовешь мальчишкой. У него прическа, напомнившая ей о Генри. Все они носили такие прически — эти мальчики, которые смотрели на весь мир взглядом собственников.
— Вы, должно быть, обознались, — холодно произнесла она.
Затем повернулась и бросилась бежать по вагонам к Уиллу. Грейсон Хэйз не последовал за ней, хотя она на всякий случай оглядывалась. Добравшись до своего купе, она разбудила Уилла. Он медленно и лениво открыл глаза, а увидев ее, улыбнулся. И спросил, что случилось.
— Нам нужно сойти с этого поезда.
Ее голос дрожал, и она знала, что, если ей сейчас не удастся сделать глубокий вздох, она упадет в обморок. Наверное, Уилл почувствовал, как она взволнована: его улыбка угасла.
