— Диана, вы хорошо себя чувствуете?
— Да, — ответила Диана, вздрогнув. — Очень хорошо.
— Чудесно. Вы неважно выглядели, но, если вы хорошо себя чувствуете, я скажу о том, что мы обсуждали с вашей матушкой. Мы говорили о том, как хорошо я знал вашего отца, знал о его надеждах, которые он возлагал на своих дочерей, — теперь уже на вас одну. Мы обсуждали то, что мистер Холланд считал правильным, и мы решили, что сейчас было бы разумно показать свету, как вы красивы и что у вас все в порядке. Мы опровергнем слухи о том, что Холланды живут в бедности. Поэтому мы с вами будем сегодня вечером обедать в «Шерри» с вашей тетушкой Эдит в качестве дуэньи. Свет увидит, как вы хороши, — между прочим, говорил ли я, как вам идет это платье?
Сноуден достал из-за пазухи маленькую продолговатую коробочку.
— Это очень подойдет к платью, как вы думаете?
Диана наблюдала, как он открывает черную бархатную крышку. Там оказалось нежное жемчужное колье, и в любое другое время Диана бы охотно согласилась, что оно идеально подходит к ее платью.
— Но — сегодня вечером? — начала она, и щеки ее вспыхнули.
Она внезапно вернулась в гостиную с темной мебелью и стенами оливкового цвета. Это было ужасно. Она задрожала от разочарования. Сегодня вечером ей нужно в оранжерею, к Генри, а у нее нет далее времени, чтобы послать ему записку, объясняющую, почему она не пришла. Если Сноуден и заметил что-то, он не подал виду.
— Да разве можно лучше выбрать время? Столик заказан на девять часов, — сказал он и, подойдя к Диане, застегнул у нее на шее двойную нить жемчуга.
Стоя к нему спиной, Диана скорчила недовольную гримасу. Жемчуг холодил ее шею, и застежка защелкнулась со звуком, означавшим безысходность и крушение надежд.
26
…на том же приеме видели, как очаровательная мисс Диана Холланд была поглощена интимной беседой с мистером Тедди Каттингом. Недавно ее также заметили в опере со Спенсером Ньюбургом. Она также каталась на коньках в парке с Персивалем Коддингтоном. Уж не ищет ли миссис Холланд подходящего жениха? Разумеется, положение Каттинга, его состояние и возраст делают его самым подходящим из этих претендентов…
Из светской колонки в «Нью-Йорк империал», пятница, 22 декабря 1899
Генри скрестил ноги, сидя в деревянной качалке, расположенной с таким расчетом, чтобы можно было как бы случайно бросить взгляд в длинное помещение оранжереи Скунмейкеров. На нем были брюки в тонкую светлую полоску и кремовая рубашка с запонками, на которых были выгравированы его инициалы. Хорошо одеваться было для Генри привычкой, но сегодня, в вечер пятницы, он одевался с особой тщательностью. И это несмотря на то, что он был под домашним арестом, — после того как отпраздновал воскресшие надежды на совместную жизнь с Дианой Холланд — отпраздновал в компании подвыпивших парней, горланивших рождественские гимны.
Генри лично принес побольше одеял в старую спальню садовника и затопил маленькую печку, набив ее дровами. Однако он все равно беспокоился, как бы не замерзла здесь Диана. Вот уже два дня он безвылазно сидит дома, томясь и мечтая о Диане. Он пустил в ход всю свою изобретательность, чтобы тайком от отца послать ей записку. Она давно уже должна быть здесь, но ее не видно. Он уже дважды прохаживался вдоль ворот, высматривая ее, но не мог оставаться там долго — это выдало бы его. Сейчас он битый час размышлял, ждал ли когда-нибудь так долго какую-нибудь женщину. Правда, однажды в Ньюпорте ему пришлось ждать женщину, улыбка которой была столь же ослепительна, как блеск ее обручального кольца. Он прождал несколько часов, а она так и не пришла. В глубине души он уже знал, что она не придет, и поэтому так надрался, что ему в любом случае было не место в дамском обществе. Он лежал тогда на траве, погруженный в слезливые размышления о любви и браке и о том, что никогда не будет иметь ничего общего ни с тем, ни с другим.
Однако сейчас он был в совсем другом настроении. Он был уверен, что Диана уже спешит к нему. Однако он не привык ждать и не отличался терпением. Поднявшись с качалки, Генри обошел вокруг кровати, взглянул на стеклянный потолок, покрытый белой металлической паутиной. Затем вдохнул запах земли и поправил воротник. Полюбовался своей золотистой кожей и высокими скулами в маленьком зеркальце, прикидывая, есть ли у него время, чтобы принести бутылку вина из погреба. И, наконец, снова уселся в качалку скрестив ноги, и начал шелестеть кипой газет, лежавших на железном столике, покрашенном в белый цвет. Наверное, садовник принес их сюда, чтобы просматривать за ланчем. Генри напомнил себе, что надо бы проверить, сколько времени садовник проводит в основном помещении для слуг с одной из швей Изабеллы, с которой крутит роман, — только после этого можно договариваться о новом рандеву.
Генри начал просматривать старые газеты в тщетной попытке убить время. Его не особенно интересовали политические события, кризисы на бирже и театральные рецензии, а также проблема пьянства среди городских кучеров и водителей кэбов. Другое дело — яхты и лошади — в другое время он бы с удовольствием об этом почитал. Но сейчас он мог читать только те заметки, в которых упоминалась Диана Холланд. И, в конце концов, он набрел на такое. Абзац вполне невинно начинался с упоминания званого обеда у Флоренс Каттинг, ныне миссис Дэрролл; затем следовали подробности, которые Генри пропустил, — и, наконец, выяснилось, что на этом обеде была Диана, его Ди. И не только была, но и провела там время в обществе его друга Тедди, поглощенная «интимной» беседой с ним. Это слово вызвало в памяти Генри несносное поведение его друга, когда тому особенно нравилась девушка: он гладил ей руку, бросался выполнять малейшее ее желание и был так заботлив, как не может быть ни один мужчина в здравом уме. Генри четыре раза прочитал эту заметку. Теперь он понял, почему Тедди так возражал против его отношений с Дианой: его друг сам был в нее влюблен.
Генри скомкал газетку и швырнул на кровать. Он прошел по длинному центральному проходу оранжереи, среди гиацинтов и орхидей, цветущих круглый год, с единственной мыслью. Он должен найти Диану и выяснить, что случилось. Он расскажет ей, как невыносим Тедди, как он, вопреки собственному чувству стиля, носится с условностями. И как Тедди, словно старая матрона за чаем, уговаривал Генри отказаться от любви к ней… И, разумеется, этот ход мыслей заставил Генри осознать, как много выиграл его друг, вводя его в заблуждение.
Генри проходил по маленьким галереям первого этажа в поисках слуги, который помог бы раздобыть пальто. Было холодно, а Генри некогда было подниматься в свои покои. Он размышлял, стоит ли ему сначала пойти к Тедди, как вдруг забрел в одну из маленьких гостиных, в которой сидели его отец, мачеха (он еще не привык так ее называть) и Пенелопа Хэйз.
— О, Генри! — воскликнула мачеха, поворачиваясь в кресле и радостно и вместе с тем лукаво стукнув веером о ручку кресла.
На ней было платье из черного шифона, ниспадавшее складками ниже бюста, как греческое одеяние. Оно было отделано белым кружевом у шеи и на рукавах.
