Диана прошла, отвечая на приветствия, через холл, где уже было много гостей. Казалось, у нее сейчас разорвется сердце от волнения. Люстра в бальном зале освещала бесчисленные мужские лица, они подскакивали в стоячих белых воротниках. Как яйца всмятку, подумалось Диане. Но хотя она искала Генри в толпе, одаривая улыбками знакомых, его нигде не было. Она уже была на грани того, чтобы себя выдать, как ее вдруг выручил Сноуден, спросив:
— А который тут молодой Скунмейкер? За которого должна была выйти Элизабет?
Ее тетушку увлек в сторону один из кузенов Гансвоорт. Официант принес Диане и Сноудену стаканы с горячим зимним пуншем. Диана отхлебнула, чтобы успокоиться.
«Почему же здесь нет Генри? — хотелось ей закричать. И с кем он сейчас?»
— Я его не вижу, — ответила она безразличным тоном — насколько это было в ее силах.
— Ну что же, весьма странно, что молодой хозяин дома отсутствует на приеме, столь важном для его семьи.
— Да, я… — начала было Диана и осеклась.
Она заметила, как много взглядов приковано к ней. Две мисс Уэстмор, в платьях цвета лаванды, переглядывались, сидя на бархатном диванчике в центре комнаты, несомненно, их интересовало, кто этот незнакомец, с которым вошла в зал Диаиа, и холост ли он. Амос Врееволд и Николас Ливингстон, стоя в тени сводчатого прохода в соседнюю галерею, с интересом наблюдали за Дианой, вероятно сравнивая ее со старшей сестрой, с которой так часто танцевали. Дэвис Барнард, держа в руках стакан с пуншем, украдкой бросал взгляды на загадочную личность, которую она привела. А Пенелопа, в темно-красном шелке, входившая в эту минуту в зал, окинула Диану взглядом с ног до головы, а затем отвернулась. Пенелопу тоже сопровождал незнакомец — по крайней мере Диана его не знала. Однако высокий мужчина, державший Пенелопу под руку, весьма непринужденно чувствовал себя в зале и раскланялся с несколькими гостями, которых он явно хорошо знал. Затем он повернулся к юной Холланд и созерцал ее гораздо дольше, чем мисс Хэйз. А где же этот крупный молодой человек, всегда сопровождавший Пенелопу?
Если бы Диану спросили раньше, она бы сказала, что ей безразлично, смотрят ли на нее. Но она была младшей в семье, и ей еще никогда не приходилось принимать на себя удар. Здесь, в зале Скунмейкеров, в канун Рождества, Диана сделала открытие: когда на тебя смотрят со всех сторон, это очень сковывает. Должно быть, Элизабет тоже в свое время сделала такое открытие. Диане отчаянно хотелось выяснить, где же Генри, но ей мешали глазевшие на нее гости. К тому же ей казалось, что она так сильно изменилась за прошлую ночь, что всем видно, что она согрешила.
— Он… — снова начала она, надеясь, что по ее тону нельзя догадаться, что для нее Генри не просто «он». — Он очень тяжело пережил гибель Элизабет. Я не сомневаюсь, что ему трудно сознавать, что это было бы их первое Рождество, когда… когда они были бы мужем и женой.
Сноуден кивнул и принялся расспрашивать ее об остальных гостях — в какой части города они живут, какие у них дома, и так далее. Она была вся во власти своих мыслей. Отец предупреждал ее, как это опасно. Правда, он всегда говорил об этом с любовью и не без гордости, видя, как много общего у него с младшей дочерью. Но сейчас, в этом зале, украшенном сотнями маленьких картин в больших рамах, среди праздничной толпы, она вспоминала слова отца со страхом.
Сердце Дианы оглушительно билось, и мечты о Генри потускнели. Уж не обманулась ли она снова? Значит, вот что такое любовь — она постоянно сбивает тебя с ног. Но тут что-то заставило ее повернуть голову, и она увидела, что на нее смотрит Генри с такой нежностью и страстным желанием, что у нее задрожали губы. Он стоял у входа в зал. Когда два крупных человека встали по обе стороны от него и вошли вместе с Генри в зал, Диана поняла, что не обманулась. Она знала, что вечер пройдет замечательно, и глаза ее снова заблестели.
32
Г.! Я даже не знаю, получишь ли ты эту записку, но ты должен принять мои извинения. Наверное, я задремал прошлой ночью. Надеюсь скоро тебя увидеть, так или иначе, а пока что — удачи! Т.
Возвращаясь от Дианы поздним утром, Генри увидел, что рамы окон и крышу особняка Скунмейкеров убелил недавно выпавший снег. Пробравшись в спальню, он обнаружил, что его друг Тедди уже ушел. Генри проспал до тех пор, пока его не разбудили шумные приготовления к празднику. И воображение сразу же нарисовало ему розовую кожу и рассыпавшиеся локоны юной мисс Холланд. Самое важное, что он совершил за весь день, — это распорядился послать гиацинты ей домой. И теперь пребывал в приятном ожидании торжества, которое устраивал отец. Если бы не Диана, это событие оставило бы Генри абсолютно безразличным.
Он дернул сонетку, чтобы ему принесли обед в комнату, и, рассеянно поковырявшись в тарелке, надел обычный черный смокинг и белый галстук без помощи лакея. Он не хотел, чтобы его нежили и кормили с ложечки все эти слуги в ливреях, которых мог позволить себе его отец. Генри думал о бархатной шее Дианы Холланд, и ему вовсе не хотелось, чтобы рядом суетился лакей, надевая на него жилет и отвлекая от этих мыслей. Какая она смелая, какая бесстрашная! Рядом с ней и он становился смелым. Кроме нее, ему ничего в мире не нужно. Допив кофе, Генри пригладил пряди волос. Он был готов. Затем подошел к «фонарю» и взглянул на Пятую авеню, где из экипажей высаживались на тротуар все, кого его отец считал достойными или полезными. Снег сверкал и искрился, как бриллианты, так что некоторых дам, опасавшихся за свои платья, даже пришлось внести в дом на руках. Диана никогда бы не сделала такое! Она бы вдохнула холодный воздух и бесстрашно поднялась по ступеням.
Затем Генри отошел от окна и в последний раз поправил галстук перед зеркалом, где он отражался во весь рост. Зеркало обвивала бронзовая змея, а потолок в комнате был украшен росписью, изображавшей веселую компанию на пикнике. Открыв дверь, Генри увидел двух мужчин, стоявших возле его комнаты. На них были фраки и серые брюки, как на дворецком. Правда, судя по их лицам, им приходилось выполнять более грубую работу, нежели объявлять гостей в гостиной и инспектировать буфетную.
— Извините, — сказал Генри.
— О нет, сэр, — ответил первый.
— Извините нас, сэр, но мы будем сопровождать вас вниз, — заявил второй.
— Почему? — с негодованием произнес Генри. — Я вряд ли нуждаюсь…
— Это приказ вашего отца, — объяснил первый. — Кажется, вы убежали из-под домашнего ареста. Сегодня утром ваш отец наткнулся на вашего друга Каттинга, спавшего в вашей комнате, и понял, что вы его провели.
— Ему это не очень-то понравилось, — добавил первый.
— Да, совсем не понравилось.
— Кстати, о мистере Каттинге, — улыбнулся первый — во рту у него недоставало одного зуба. — Эта записка от него.
Генри вручили сложенный лист бумаги кремового цвета. Медленно развернув записку, он прочел ее, и ему стало ясно, что произошло. Не веря своим глазам, Генри смотрел на двух мужчин и на длинный коридор, в котором уже появились первые гости. Полы были сегодня натерты, и фонари у входа отбрасывали на них свет. Слышались восторженные возгласы гостей. Генри сделал шаг, и по обе стороны от него встали эти двое. Они очутились так близко, что Генри почувствовал их запах, свидетельствовавший о том, что они отнюдь не проводили свои дни в заботах о фамильном серебре. Он сделал еще один шаг, и они не отставали от него. Генри понял, что угодил еще в одну ловушку своего отца. Так, втроем, они и проследовали к величественной лестнице. Это выглядело нелепо.
