— Вы знаете, король молодец!
— Да здравствует король!
На улицах собрались толпы людей, обсуждая событие. Были опустошены многочисленные кувшинчики вина, Эта новость произвела впечатление и в других государствах.
Филипп Август и Агнесс проводили медовый месяц, восхищая простой, народ своей сентиментальностью.
Король не покидал новую королеву. Их видели вместе на охоте, на турнирах, на поэтических вечерах. Им рукоплескали, труверы сочиняли хвалебные песни. Все окончательно забыли Энжебурж, продолжавшую горевать в монастыре.
Бедняжка узнала о новом браке Филиппа Августа. Вспоминала она и о том, что Агнесс страстно влюблена, и это ее оскорбляло. Целыми днями она рыдала, задавая себе один и тот же вопрос — что же такое она сделала, что король отнесся к ней с такой жестокостью и ненавистью, ведь она так его любила.
Временами, поддерживая себя верой в лучшее, она чувствовала, что к ней вновь возвращается надежда, и Она представляла Филиппа Августа, заходящего в ее келью и нежно приглашающего ее снова занять место королевы и супруги… И приходила в восторг, воображая это.
Пока Энжебурж плакала или самообольщалась, датский двор не оставался бездеятельным, посылая новых послов к папе с целью опротестовать брак Филиппа Августа. Но Целестин III, которому было девяносто два года, уже не чувствовал в себе силы бороться с коварным французским королем. Он ограничился лишь тем, что неодобрительно покачал головой и послал свое благословение Энжебурж.
Филипп Август и Агнесс, которую вельможи прозвали «цветком всех женщин», могли нежно любить друг друга в полном спокойствии. На протяжении восемнадцати месяцев двор праздновал, а народ радовался тому, что наконец-то их король счастлив в семейной жизни. Но из Рима пришло грозное письмо.
Целестин III умер, а его преемник, Иннокентий III, взявший на себя защиту Энжебурж, приказал Филиппу Августу отвергнуть Агнесс, которую признал наложницей, и жить с отвергнутой бывшей королевой.
Король в гневе разорвал письмо и не ответил. Тогда Иннокентий III направил к нему своего посла с повторным письмом. Филипп Август принял посланника, прочитал петицию папы и спокойно сказал:
— Передайте Святому Отцу, что Агнесс — моя жена, и никто не вправе меня с ней разлучать.
И с явным неуважением показал папскому послу на дверь. Перед уходом папский посланец сделал небольшой реверанс и сказал твердым тоном:
— Это было последнее предостережение папы. Теперь готовьтесь к самому худшему.
Оставив Филиппа Августа сильно испуганным, удалился.
Филипп Август, примерный христианин, был потрясен угрозами папы. Но его любовь к Агнесс была так сильна, что ему было тошно от одной мысли о разлуке, даже временной. Советники предложили ему поселить королеву где-нибудь поближе к Парижу и тайно с ней встречаться. Король отказался, не желая уступить Иннокентию III и унизить Агнесс перед всей Европой.
Папа ждал два месяца, Филипп Август молчал. Наконец глава церкви созвал вселенский собор в Дижоне, где 6 декабря 1199 года был объявлен Интердикт.
Это и было то худшее, что обещал папский посол, присутствовавший на соборе.
Филипп Август, узнав об этом приговоре, побледнел, задрожав от гнева, и совершил удививший весь мир поступок. Он издал приказ об аресте папского посла!.. Тот же осмотрительно успел покинуть пределы Франции. Узнав о беде, только что обрушившейся на Францию, народ был потрясен.
— Королева Агнесс — более опасная колдунья, чем королева Энжебурж, — роптал люд, — не иначе, как она использовала волшебство, чтобы держать короля в своей власти.
В городах королевства неистово осуждали поведение короля. Никто не мог понять, как это государь так легко согласился с исключением Франции из христианства из-за женщины. Тогда-то и стали называть Агнесс именем, которым ее окрестил папа римский в одном из писем: Самозванка…
Грозный приговор был приведен в исполнение, вся религиозная жизнь была парализована, народ роптал. Последствия Интердикта были жуткими.
Вот что говорил Рудольф, монах, живший в то время: «Какой убогий вид! Двери церквей и монастырей заперты на замок. Христиан отгоняют, как собак. Не проводятся ни церковные службы, ни крещения. Не видно толп народа, собиравшихся обычно в дни религиозных праздников. Никто из умерших не погребается в соответствии с христианским обрядом. Трупы повсюду отравляют воздух и вселяют ужас в живых».
Филипп Август знал, что народ упрекает его в том, что он не уступил папе, он знал, что все эти мертвецы, которых больше не хоронили, могут вызвать ужасные эпидемии, знал, что в эти времена фанатичной веры никто не простит ему, что он допустил закрытие церквей, и все же он не мог расстаться с Агнесс. Все его недовольство и злость за случившееся обрушились на несчастную Энжебурж…
И вот однажды утром, вооруженные люди вошли в камеру монастыря в Сизуин, где находилась «бывшая» королева.
— Именем короля, вы должны последовать за нами! Бедная затворница привстала в страхе:
— Куда вы меня поведете?
— Король запретил нам это говорить.
Энжебурж задрожала от страха. Она подумала, что ее поведут куда-нибудь в тихое место, чтобы спокойно заколоть, и сожалела о смерти в двадцать пять лет.
Но она покорно вышла из камеры и села на приготовленную для нее лошадь.
Посланцы короля не получали приказа убить ее. Король ограничился указанием перевести ее в тюрьму, расположенную в более глухом и укромном месте. Энжебурж пришлось прожить там долгие годы.
Не очень счастливой была и жизнь Агнесс. Всецело поглощенная своей любовью, она умоляла Филиппа Августа бросить все и уехать с ней подальше от Парижа, подальше от Франции…
Но Филипп Август даже в то время, когда он впал в немилость папы и его народ начал в нем сомневаться, желал остаться королем и думать об интересах своего государства. Он снова присоединил к королевским владениям графство Эвре, принадлежавшее английскому королю, женив (обряд из-за Интердикта состоялся в Нормандии) своего сына, принца Людовика, на внучке Алиеноры — Бланке Кастильской (этот брак мог внушить надежду на примирение между двумя соперничавшими династиями), а также обнародовав знаменитую грамоту, обозначившую привилегии Парижского университета. Чтобы показать папе, что он хозяин своей страны, прогнал многих епископов, выслав их за пределы Франции и конфисковав их имущество.
В сентябре 1200 года на восьмом месяце Интердикта беспокойство народа стало вызывать опасения. Во многих местах не захороненные трупы выделяли такой смрад, что отравленными были уже целые деревни. Король знал, каким неприятностям подвергались его подданные, но не хотел уступать. Когда ему советовали отвергнуть Агнесс и приступить к переговорам с папой, он начинал кричать, сверкая глаза ми:
— Мы с ней вместе на века! Я лучше откажусь от веры, чем от нее!
