Карточки получились очень красивыми. Они стали прообразами хорошо нам известных карт с изображением королей, королев и валетов. Отныне Карл VI и Одетта проводили целые дни за карточными играми.
— Если я выиграю, — говорил король, — мы займемся любовью.
И Одетта проигрывала — с одной стороны, потому что любила Карла; с другой потому что выполняла приказ королевы Изабо.
Карл VI, несмотря на напряженную сексуальную жизнь, не проявлял какой-либо усталости и апатии, и Буа-Бурдон начал волноваться, так как события развивались не так, как им с Изабо хотелось. Изабо успокаивала нетерпеливого фаворита:
— Нашлись бы, — говорила она, — более действенные способы, но дело требует, чтобы этот человек некоторое время оставался в живых. Мы с герцогом Орлеанским нуждаемся в этом фантоме! Потерпите, мой друг! И в утешение во время отъезда герцога Орлеанского она увлекла Буа-Бурдона в свои апартаменты.
Безумие Карла VI прерывалось кратковременными периодами, когда к нему возвращалась ясность ума, и в это время он мог исполнять свои обязанности. Но, к сожалению, это длилось недолго, через несколько дней после улучшения, во время заседания Совета или приема послов, короля видели дрожащим, как будто его «пронзали тысячами железных клинков», и удирающим неизвестно от кого по коридорам.
Эти непонятные рецидивы болезни (в то время были совсем неведомы психические заболевания) очень изумляли близких короля. Однажды вечером бедный государь, чувствуя, что к нему возвращается безумие, разрыдался и обратился к окружавшим его принцам:
— Ради Бога, если среди вас есть те, кто причастен к моей болезни, я умоляю их не мучить меня больше, а помочь побыстрее умереть.
Эта странная просьба быстро стала известна простому французскому люду, который стал ее комментировать на свой лад:
— Вот вам простое доказательство, что болезнь короля неестественна. А некоторые, к чьему мнению прислушивались из-за их здравомыслия или просто потому, что они являлись хозяевами таверн, охотно высказывали свое мнение:
— Поверьте, — говорили они, — такое странное слабоумие можно получить, только отведав приворотного зелья, окутывающего туманом разум. Когда ядовитые пары этих колдовских чар рассеиваются, монсеньор Карл на некоторое время вновь находит душевный покой и здравый смысл… А потом кто-то вновь наливает ему несколько капель отравленного напитка, и он вновь погружается в безумие…
— Кто? Ну кто же этот пройдоха? — спрашивали слушающие и подмигивали правым глазом.
— Вот кто! — отвечали им здравомыслящие, подмигивая левым. — Это люди, которые, возможно, хотели бы вступить на престол вместо нашего милого государя…
— Бог нам прислал надменную потаскуху, — заключил народ. — Она со своим любовником приведет государство к краху.
Королева и герцог Орлеанский действительно не скрывали своей связи, и это стало общеизвестно.
В начале 1405 года они провели вместе длительное время в Сен-Жерменском замке и так постыдно себя вели, что слух об их распутстве прокатился по всему королевству. Через некоторое время они отправились в Мелюн, где прожили целых два месяца, весело пируя, даже не заботясь о том, что о них говорят.
Это бесстыдное выставление напоказ роскоши и разврата в то время, как миллионы французов, закабаленные налогами, голодали, вызвало недовольство. Народ поносил Изабо и Людовика Орлеанского, обвиняя их в расточительстве королевской казны. Летописец отразил это настроение народа: «Безразличные к защите королевства, королева и герцог были заняты только обогащением и наслаждениями. Они настолько забыли о своих обязанностях и правилах поведения, что это возмутило Францию и вызвало усмешку у других держав».
Изабо, пересажав в тюрьмы всех, кто весьма нелестно отзывался о ее поведении, вскоре столкнулась с неодобрением народа.
В праздник Вознесения августинский монах по имени Жак Легран, который вел проповеди в часовне дворца, обратился к ней с очень суровой речью:
— Я не хотел бы, благородная королева, говорить ничего, что могло бы быть вам неприятно, но спасение вашей души для меня дороже вашего расположения. В вашем дворце властвует лишь одна богиня Венера. Здесь процветают пьянство и разврат. Каждый день творятся непристойности. Эти проклятые и ужасные пороки, присущие вашему двору, подрывают страну и волнуют сердца честных людей. Повсюду, благородная королева, только и слышны разговоры об этих беспорядках, порочащих ваше имя и ваш двор. Если вы мне не верите, пройдитесь по городу, переодевшись в платье простой горожанки, и вы услышите то, что говорят о вас.
Впервые подобные упреки были открыто высказаны королеве, и, разумеется, нашлись придворные, которых это задело. Уже выходя из церкви, многие дамы, принимавшие участие в бурных ночах, высказывали недовольство и возмущение по поводу речи священника.
Находчивый монах весьма учтиво им ответил:
— А я еще более изумлен и возмущен тем, что вы имеете наглость заниматься развратом.
Дамы повесили носы и безмолвно разошлись. Но некоторые вельможи, желая, чтобы проповедник за свою смелость понес наказание, отправились к Карлу VI рассказать о том, что королева была принародно посрамлена. Король их очень внимательно выслушал и спросил, что именно сказал Жак Легран. Один из придворных счел разумным процитировать некоторые отрывки проповеди. Узнав о том, что королеву назвали распутницей и сравнили даже с самой Венерой, Карл VI обрадовался:
— Какой хороший монах! — воскликнул он. — Я хочу с ним немедленно познакомиться.
Растерянные вельможи ушли, а король решил, что Жак Легран выступит с проповедью перед ним в Троицын день.
* * *
Весь двор с большой тревогой ждал этого дня. Когда он наступил, король, королева и французские герцоги отправились в церковь. Первую половину мессы большинство верующих, пришедших поприсутствовать на скандале, слушало рассеянно… Наконец появился проповедник. Тема его проповеди была следующей:
«Святой Дух укажет вам путь к истине». Первые минуты он не оправдывал надежд аудитории, рассказывая о сошествии Святого Духа, но это была лишь преамбула, ибо вскоре, резко сменив тон, он стал осуждать распутство вельмож, нравы королевского двора и лиц, стоящих во главе государства.
«Как только король услышал об этом, — сообщает нам летописец, — он поднялся и сел напротив церковника. Любой другой при виде государя оробел бы, но этот проповедник проявил еще большую решительность. Он продолжил свою речь и, обращаясь прямо к королю, сказал, что тот должен обратить серьезное внимание на состояние дел при дворе и на поведение своего брата, герцога Орлеанского, подчеркнув, что в детстве тот проявлял хорошие способности, но потом навлек на себя проклятие народа из-за разврата и алчности».
Перед изумленными верующими король стал аплодировать мужественному монаху за его смелость.
Что касается Изабо, она возвратилась к себе в такой ярости, что сразу же слегла.
