После ее исчезновения вставал король, за ним Диана, и в компании с несколькими близкими друзьями, они отправлялись в комнату фаворитки.
Начиналось с того, что Генрих докладывал Диане о текущих государственных делах, интересовался ее мнением о проекте нового налога, о содержании готовящегося очередного договора или об ответе, который следует дать иностранному дипломату, и вся эта дискуссия длилась зачастую больше часа. Потом все немного отдыхали. Посол Сен-Мори, регулярно славший в Италию донесения о том, что делалось при французском дворе, и сообщавший множество пикантных подробностей; описывает, в частности, ту несколько развязную манеру, с какой король держался в апартаментах герцогини Валансийской: «Он усаживался, тесно прижавшись к ней, с цитрой в руках, на которой немного поигрывал, и без конца спрашивал у коннетабля и у Омаля, разве у лесной богини (Дианы) плохой страж, трогая при этом ее соски и внимательно всматриваясь в лицо как человек, который не перестает удивляться, что она одарила его своей дружбой».
В то время, как король ласкал ее грудь, Диана, польщенная и одновременно смущенная, смеясь, старалась оттолкнуть его руку, говоря при этом, «что она не хочет быть морщинистой», потому что из собственного опыта знала, что мужская рука вредна для нежной кожи тех, чья грудь красиво вздымается.
Эта развязная манера держаться друг с другом на людях, возможно, покоробит наше сегодняшнее представление о стыдливости. Однако в XVI веке все было иначе, особенно при дворе, где жизнь короля не была тайной ни для кого. Мемуарист тех лет сообщает очень пикантный анекдот. Как-то вечером, когда Генрих II по обыкновению находился в покоях Дианы де Пуатье, вместе с несколькими друзьями, «в нем внезапно вспыхнул огонь желания, который сжигал его и заставил увести герцогиню Валансийскую в постель».
Хорошо воспитанные друзья, притворившись, что ничего не замечают, продолжали сидеть у камина и беседовать. Время от времени из темного угла, где стояла кровать фаворитки, доносились разные шумы, но никто не позволил себе прислушиваться. Но вдруг раздался какой-то треск, потом стук. В пылу любовных сражений любовники сломали кровать, и герцогиня свалилась в пролом.
Все присутствующие бросились на шум. Диану едва отыскали на ощупь и вывели, красную от смущения, на свет. Что касается короля, то у него просто не было времени навести порядок в своей одежде, и весь его вид был далек от величественности.
К счастью, Диане хватило тонкого вкуса расхохотаться, разрядив тем самым атмосферу <Судя по всему, Генрих II и Диана не особенно жаловали кровати. Альваротто в письме, посланном из Компьеня 1 октября 1549 года, писал: «Мэзон мне рассказал, как однажды вечером, видя, что она (Диана) пошла лечь, Его Величество закрыл дверь на ключ, и оба они прошли за кровать, которая была отодвинута от стены, делая вид, что болтают; они с такой силой сотрясали кровать, что в конце концов чуть было не свалились на пол; в комнате находились только две женщины; герцогиня сказала громко: „Сир, не прыгайте так сильно на моей кровати, иначе вы ее сломаете“.>…
Эта история несколько дней развлекала двор, и королева, конечно, тоже о ней узнала.
Она была оскорблена и в который уже раз задавалась вопросом, как удается герцогине Валансийской. — которая на двадцать лет старше нее, удерживать при себе короля. Этот вопрос постоянно мучил ее, потому что, по мнению Брантома, «она чувствовала себя такой же красивой, приятной, как и услужливой, а значит, достойной претендовать на свои лакомые куски»…
Сильно заинтригованная и не раз думавшая, что фаворитка владеет какой-то неведомой ей техникой любви, она решила научиться этому и поделилась своими мыслями с одной из своих наперсниц.
У той, к сожалению, не было большого опыта, и все ее «советы» ничему не научили королеву. Придя в отчаяние, обе женщины решили подсмотреть за любовниками именно тогда, когда они предаются своему излюбленному занятию. Тогда Екатерина Медичи приказала просверлить несколько дырочек в полу над комнатой герцогини, «чтобы увидеть, пишет Брантом, все, что происходит, и ту жизнь, которую ведут любовники». И стала ждать случая.
* * *
Однажды днем, видя, что король направляется в апартаменты Дианы, королева вместе со своей приятельницей быстро поднялись в упомянутую комнату и расположились у своего наблюдательного поста. Вытянувшись на полу и вперив взор в просверленные отверстия, стали смотреть, — но увидели лишь невероятную красоту: и прежде всего они заметили очень красивую женщину с белой, нежной и на удивленье свежей кожей, у которой ночная рубашка прикрывала одну половину тела и оставляла обнаженной другую. Женщина кокетничала, осыпала любовника ласками, дурачилась, и он отвечал ей тем же, да так, что они оставляли кровать и прямо в рубашках ложились и боролись на пушистом ковре, брошенном рядом с кроватью, чтобы избавиться от жаркой постели и ощутить прохладу, потому что это было во время самой большой жары».
Эта манера вести себя, которая ей была совершенно незнакома, поразила королеву и сильно раздосадовала. Она «принялась плакать, стенать и горевать, поскольку ей казалось, и она это говорила вслух, что ее муж никогда не обращался-с нею так и не совершал всех тех безумств, которые, она сама видела, позволял себе с другой».
— Понимая, что ей никогда не узнать тайны привлекательности Дианы, королева снова покорилась судьбе и, как писал Лоренцо Контарини, «несла свой крест с большим терпением».
Безумно влюбленная в короля и каждую минуту боявшаяся потерять его навсегда из-за своей постоянной враждебности, она в конце концов сблизилась с Дианой и установила с ней дружеские отношения.
Герцогиня Валансийская, конечно, воспользовалась этим, чтобы утвердиться еще больше. Оставив королеве обязанность производить на свет детей, она взяла на себя заботу по их воспитанию и образованию.
Как только Екатерина рожала очередного младенца, его у нее тут же забирали; новорожденного несли показать королю и Диане.
После этого фаворитка поручала малыша своим кузенам, монсеньеру и мадам д'Юмьер, которые по ее настоянию были назначены гувернерами королевских детей. До нас дошли письма, свидетельствовавшие о том интересе, который проявляла любовница короля к здоровью детей Екатерины.
«Я получила письмо, — пишет она, — например, мадам д'Юмьер, в котором сообщается, что М-м Клод чувствовала себя этой ночью неважно из-за кашля, что всех нас очень обеспокоило; однако заболевание это не опасно, если вспомнить Мадам ее старшую сестру, у которой уже случалось такое. Королева вам уже написала свое мнение об этом. Мне кажется, вы поступите правильно, если решитесь, наконец, перестать сомневаться. Я гораздо больше доверяю вашему мнению, чем мнению врачей, особенно учитывая количество детей, которое у вас было» <М-м д'Юмьер имела восемнадцать детей.>.
Когда дети достигали возраста, позволявшего обучать их хорошим манерам, принцев возвращали ко двору, и Диана сама готовила их «к цивилизованной жизни».
Жизненные правила в XVI веке были, однако, странными. Чтобы в этом убедиться, достаточно полистать первый учебник приличных манер, опубликованный Матюреном Кардье. Там, например, можно прочесть: «Пристало время от времени вытягивать губы трубочкой, чтобы окружающие могли расслышать что-то вроде свиста, привычка, характерная для прогуливающихся в толпе принцев».
