30 сентября. В двенадцать часов с четвертью, г-н де Боньер с дочерью, еще маленькой. В его присутствии стал громко смеяться, задирать платьице и показывать ему и, главное, его дочери свой «хлястик»; держа его в руках и рассыпаясь детским смехом, он раскачивался всем своим телом. Можно было подумать, что ему понятен смысл этого. В половине первого пришел барон де Прюне, и с ним тоже была маленькая девочка; дофин опять задрал свой камзольчик и стал им показывать свой «хлястик» и при этом так возбудился, что был не в себе; ложился навзничь, чтобы показать им свое достояние.
8 июня 1604 года. Встал с постели, но не хочет надевать рубашку и говорит:
— Никакой рубашки; я сначала выдою молоко из моего «хлястика».
Кто-то сразу подставляет ему ладонь, и он начинает будто доить самого себя, делая при этом губами «фс-с, фс-с» и раздавая «молоко» всем. Только после этого позволяет надеть на себя рубашку.
16 августа. Проснулся в восемь часов, позвал м-ль де Бетузе и сказал:
— Зезе, смотри, мой «хлястик» — это подъемный мост: раз — и поднялся, раз — и опустился.
Говоря это, он то поднимал его рукой, то опускал…»
Эта детская, невинная игра вскоре превратилась у него в манию. Судите сами:
«25 октября. Он заходит к Мадам и играет на маленькой, обитой бархатом кушетке, которую за день до этого подарили ее величеству и на которой были изображены Олоферн с откатившейся в сторону головой и Юдифь. Он спрашивает:
Нетрудно угадать смысл этого, слова, которое часто встречается в куплетах и песенках тех лет.
— Где здесь женщина? Ему говорят:
— Вот она.
Но он возражает:
— Как это? Разве женщина не должна находиться под мужчиной?»
…Ему тогда было три года!
И уже в то время взрослые предполагали женить его на инфанте Испанской, поскольку это было единственным в распоряжении дипломатов средством сохранить мир между двумя государствами.
Вот какого рода шутки породил проект этой женитьбы:
апреля 1605 года. Г-н Вантеле спрашивает у него:
— Монсеньер, вы любите испанцев?
Он отвечает:
— Нет.
— Почему же, Монсеньер?
— Потому, что они папины враги.
— Монсеньер, а любите ли вы инфанту?
— Нет.
— Но почему, Монсеньер?
— Раз она любит свою Испанию, я не хочу ее.
Я сказал ему:
— Монсеньер, она сделает вас королем Испании, а вы ее — королевой Франции.
Он сказал мне с улыбкой, так, словно он уже испытал удовольствие:
— Она будет спать со мной, и я сделаю ей маленького ребеночка.
— Монсеньер, как же вы его сделаете?
— С помощью моей «штучки», — сказал он тихо, застеснявшись.
— Монсеньер, а вы будете ее целовать?
— Да, вот так, — ответил он и вдруг опрометью кинулся лицом на диванный валик».
В другой раз, когда его попросили выпить за здоровье инфанты, он сказал:
— Я выпью за мою любовницу!..
Двумя месяцами позже к разговорам на эту тему присоединился король.
11 июня. Обед с королевой. После этого, раздевшись догола, и дофин и мадам ложатся в постель с королем, где оба целуют друг друга, нежничают, доставляя этим огромное удовольствие королю. Король спрашивает у него:
— Сын мой, а где же посылочка для инфанты?
Мальчик, показывая на свой член, говорит:
— В нем совсем нет костей, папа.
Потом, когда «хлястик» слегка напрягся:
— Ой, теперь есть, теперь там что-то появилось.
Вскоре знания его расширились, чему служит свидетельством следующий удивительный разговор:
«14 августа 1605 года. Проснулся в половине третьего ночи, внезапно, соскочил с кровати и, стоя на полу, произнес:
— Куда мне надо идти?
Кормилица взяла его на руки, снова уложила, и он опять спал до половины седьмого. Проснувшись, перебрался в постель к своей кормилице и стал играть с нею, приговаривая:
— Здравствуй, моя шлюха, поцелуй-ка меня, моя шлюха. Эй, глупышка моя, ну поцелуй же меня.
— Монсеньер, — спросила у него кормилица, — почему вы меня обзываете такими словами?
— Потому что вы спите со мной!
Тогда м-м Лекер, его горничная, спросила у него:
— Монсеньер, а вы знаете, кто такие шлюхи?
— Да.
— Кто же, Монсеньер?
— Те, которые спят с мужчинами!»
Взрослым хотелось, чтобы он знал о жизни все. Спустя некоторое время, его повели показать спаривание кобылы с жеребцом. Эроар записывает, что «это его очень развлекло»…
Стремление лишить его как можно быстрее всякой невинности проявлялось даже в выборе колыбельных, которые ему пелись. Текст одной из них можно прочесть все у того же врача:
«19 ноября. Начинает петь колыбельную, от которой сам же быстро засыпает:
Бурбон ее так любил,
Что скоро обрюхатил.
Да здравствует белая лилия!»
В ту эпоху стыдливость была почти неведома. Молодые женщины из его свиты позволяли ему, и довольно часто, усовершенствовать знания по анатомии:
«7 мая 1606 года. М-ль Мерсье, одна из его горничных, дежурившая при нем ночью, лежала еще в постели, прямо напротив его кроватки; он играл с нею, заставляя ее задирать ноги кверху, запихивать солому между пальцами ног и шевелить ими так, как если бы она должна была играть на шпинете. Потом сказал своей кормилице, чтобы она сходила за розгами, и отхлестал горничную. Когда экзекуция была окончена, горничная спросила:
— Монсеньер, что вы увидели у Мерсье?
— Я видел ее… — ответил он безразличным голосом.
— Hу и как, наверное, маленькая?
— Да.
Потом неожиданно:
— Нет, очень большая.
— А что еще вы увидели?
Все тем же безразличным тоном, без тени улыбки, он сказал, что видел «кролика».
15 мая. Дофин играет у себя в комнате. Является одна женщина, парижская торговка по имени, как мне сказали, Оппортюн Жюльен. Она стала перед ним плясать, да так, что было видно ее ляжки, то одну, то другую. На все это он взирал с огромным удовольствием, и так его это захватило, что он подбежал к этой женщине, чтобы самому задрать ей юбку.
21 июля. Дофин просит меня записать, что «кролик» у его приятельницы м-ль Жорж такой же большой, как эта коробка (речь шла о коробке, в которой были сложены его серебряные игрушки, а «кролик» у Дюбуа (девица из свиты м-м де Витри) размером с его живот и вообще из дерева
[101]
. Я его спрашиваю:
