Пшенников откашлялся, извинился и, осторожно подбирая слова, начал говорить:
— Я уже довольно-таки давно знаком с семьей Поприных, отношения у нас дружеские, приятельские, и ничего более…
— Простите, пожалуйста, — улыбнулась я, перебивая, — учредительство в клубе «Эдельвейс» входит в понятие приятельских отношений?
Пшенников неожиданно густо покраснел, его взгляд метнулся на закрытую дверь кабинета, он дернулся в кресле и, протянув руку, нажал кнопку селектора:
— Ниночка, меня нет ни для кого, — резко сказал он и, не дожидаясь ответа, отключил селектор.
— Нет, безусловно, были и деловые отношения, — морщась, словно от желудочного спазма, сказал Григорий Иванович. И у него при этом был такой вид, будто он признавался в чем-то ужасном. — Почему были? Потому что Семена уже, к сожалению, нет. — Григорий Иванович скорбно вздохнул, что ему надо было бы сделать минут на пять раньше, и продолжил: — Придется выстраивать деловые отношения с Изольдой Августовной, чего раньше у нас с ней не бывало.
— А что у вас с ней бывало? — вдруг прервал молчание Володька, остро взглянул на Пшенникова, и Пшенников, плотно сжав губы, опустил голову и, как мне показалось, покраснел гуще прежнего.
Мы с Володькой переглянулись. Я отметила про себя, что нужно будет у него узнать, по каким же, интересно, признакам он узнает мужиков, изменяющих своим женам с чужими женщинами.
— Да, — признался Григорий Иванович, — мы с Изольдой Августовной давно уже… как бы это… близки… Но понимаете, Татьяна Александровна, — обращаясь почему-то ко мне, словно я была обязана понимать таких, как он, — у меня с супругой сложные отношения, и, в общем, мы с ней уже давно чужие люди…
Я нахмурилась: что-то подобное мне уже приходилось слышать и вроде совсем недавно… Повернулась к Володьке, а этот мерзавец устремил взгляд в потолок и что-то внимательно там разглядывал. Решив отложить свою разборку с ним на очень сладкое, я великодушно произнесла:
— Это, можно сказать, ваше личное дело и никого, кроме вас, интересовать не может, если, конечно, не мешает людям жить. Меня интересует другое: объясните, наконец, просто и понятно, какова была ваша цель, когда вы пришли ко мне. Тогда вы говорили намеками, но теперь я хотела бы услышать все как есть.
— Намеками? — удивился Пшенников и проделал это так естественно, что я ему даже поверила. Или почти.
— Мне казалось, что я высказался достаточно определенно и ясно. Но если вы, Татьяна Александровна, настаиваете, то я готов повторить, это мне не трудно. Дело было вот в чем: я встретился с Изольдой Августовной, как раз после вашей вечерней встречи с ней.
— Секундочку, — остановила я Григория Ивановича, — мы… расстались с Изольдой Августовной достаточно поздно…
Пшенников снова покраснел, и я удивилась: взрослый же человек, ну как ему это не надоедает?!
— Она приехала в «Эдельвейс», надеясь найти там своего мужа.
— А нашла вас, — не удержавшись, закончил за него Володька и словно поперхнулся, напоровшись на мой взгляд.
— Ну да, — пожал плечами Григорий Иванович, — Семена не было, и мы с ней попили чайку и поговорили. Она мне рассказала о своих подозрениях относительно вас. Дело в том, что ей по здравому размышлению показалось, что ваша встреча с Семеном все-таки была неслучайной, вы, как бы это сказать, получали задание и отчитывались о проделанной работе. Изольда волновалась: ведь выходило, что вы уже давно следите за ней…
— Не факт, — заметила я.
— После разговора с ней я и решил съездить к вам и купить вас. У меня это, увы, не получилось.
— Вам посоветовала это сделать Изольда Августовна? — спросила я.
— Ну что вы! — воскликнул Пшенников. — Когда в тот же день я рассказал ей об этом, мы с ней даже немного поругались… Вот, собственно, и все…
— А ваша поездка в Париж? — спросил Володька, не простивший мне замечания по поводу его информаторов. — Вы ездили туда или нет? И почему так быстро вернулись?
Пшенников поджал губы и посмотрел на Володьку с таким выражением лица, словно хотел ему сказать: ну она-то ладно, а ты что, совсем ничего не понимаешь, что ли? А еще мужик называется…
— Вы поймите меня правильно, когда встречаешься с замужней женщиной, то постоянно душа как бы не на месте, не узнал ли муж, не встретили бы знакомые… Одним словом, я решил всем сказать, что улетаю на две недели, а сам планировал провести… какую-то часть этого времени с Изольдой… Вот, в общем, и все.
Я переварила услышанное, и пока оно возражений не вызвало. Потом посмотрела на Володьку, он на меня.
— Хорошо, господин Пшенников, — сказала я, — тогда следующий вопрос. Понимаете ли, в чем дело… Почти сразу после вашего ухода ко мне пришел еще один посетитель, и он тоже, как и вы, представился Григорием Ивановичем Пшенниковым. Более того, он оставил мне такую же визитную карточку, как и вы, и тоже сказал, что скоро уезжает.
Пшенников удивленно раскрыл глаза, потом принужденно улыбнулся:
— Вы шутите?
— Если бы, — ответила я, — какие уж тут шутки. Сначала два Пшенникова, потом убивают Поприна…
— Вы подозреваете меня?! — шепотом произнес Григорий Иванович, и это был такой жуткий шепот, что мне показалось, даже пепельница звякнула от него.
Я покачала головой:
— Разговор об этом не стоит. Я просто хочу узнать: вы были в курсе этого второго визита?
— Ни в коем случае… А это на самом деле случилось? И карточка была моя? Удивительно…
— В общем, обычное дело, — неизвестно зачем пробурчал Володька, и я даже немного разозлилась на него.
— И как же он выглядел? — спросил Пшенников.
Я описала второго визитера с максимально возможными подробностями, но Григорий Иванович только пожимал плечами:
— Трудно, трудно, Татьяна Александровна, понять, кого вы имеете в виду. Если бы была фотография…
— Увы, не успела, — грустно пошутила я и встала. — Ну что ж, Григорий Иванович, извините за беспокойство, нам уже пора ехать.
Володька вскочил быстрее, чем того требовали приличия, — засиделся, наверное, — и мы направились к дверям кабинета. Пшенников не остался сидеть за своим столом, нагнал меня у выхода.
— Если что узнаете об этом… мгм… двойнике, — проговорил он, — был бы вам очень благодарен…
— Что ж, сообщу вам, — ответила я.
Глава 11
Три последующих часа у меня дома пролетели как двадцать минут, а я даже отдохнуть не успела.
Повеселевший Володька, фальшиво напевая «Эх, раз, да еще раз, да еще много-много раз!», жарил яичницу. А я, вооружившись пультом и перелистывая каналы, смотрела в телевизор, как в наскучивший калейдоскоп, и думала о том, что ничего-то я не понимаю в этом деле.
