— Тогда спрашивайте по делу! Зачем копаться в личных отношениях?
— А вот это уже решать мне. Вы знаете, сколько преступлений замешано на личных отношениях? Подавляющее большинство. Итак, я конкретизирую вопрос. Состояли ли вы в любовной связи с Людмилой Вербицкой?
— Нет… Между нами были чисто деловые отношения.
— Однако ее муж утверждает, что вы засматривались на Людмилу. — Петровская облокотилась о стол, стараясь заглянуть в глаза Шувалову. — Более того, вы соблазнили ее.
— Это сказал Борис?
— Опять вы перебиваете меня вопросом! Так не пойдет. Отвечайте четко! Была у вас интимная связь с Вербицкой? Да или нет?
— Да, — выдавил Шувалов. — Два года назад. Один раз.
Петровская вновь зашагала по кабинету. Ответ ее явно удовлетворил.
— Пусть будет по-вашему: один раз. В отношениях мужчины с женщиной разница между «никогда» и «один раз» — бесконечна, а между один и два — почти никакой. Итак, вы были любовником Людмилы Вербицкой.
— Это случилось давно, а после…
— Она вас отвергала!
— Да поймите же…
— И вы затаили ревность!
— Ничего подобного…
— А какие у вас отношения с вашей женой? — неожиданно повернулась Петровская.
— Вы что расследуете: мою личную жизнь или гибель Вербицкой?! — сорвался на крик Антон.
На лице следователя мелькнула улыбка победителя. Она села за стол и раскрыла бумаги.
— Судя по болезненной реакции, можно записать, что отношения с женой у подозреваемого далеки от идеальных.
— В чем вы меня подозреваете? — не вытерпел Антон. — Людмила утонула. Есть свидетели.
— Какие? Врачу «скорой» ее удалось откачать. Он заявил, что Вербицкая дышала, — не отрываясь от бумаг, говорила Петровская.
— Это была видимость жизни. Она уже была за гранью!
— Оставьте ваши домыслы. Факты говорят о том, что вы силой завладели больной женщиной, привезли ее сюда, в институт, и распилили череп. В результате чего Людмила Вербицкая скончалась.
— Послушайте, любой толковый патологоанатом установит причину смерти.
— Несомненно. Поэтому вы еще на свободе. Я жду соответствующего заключения, а потом потребую вашего ареста.
Шувалов горестно покачал головой. Петровская безо всякого сочувствия наблюдала за ним.
— Не знаю, что вами двигало. Возможно, лишь добрые намерения, но поверьте моему опыту, Антон Викторович, вы серьезно влипли. Самоуправство в машине «скорой помощи» — раз! Непонятная дырка в черепе — два! И в результате — мертвое тело!
— Если не верите мне, спросите…
— Спросила! Руководство от вас открещивается, а коллеги утверждают, что их заставили участвовать в этом безобразии. Ведь так?
Антон помнил о данном обещании и, уткнувшись в сжатые кулаки, подтвердил:
— Это только моя вина.
— Ну, вот. Я уж не говорю про Вербицкого. Потерпевший полыхает праведным гневом. И я его прекрасно понимаю, а вот вас…
Шувалов почувствовал, как вокруг него уплотняется воздух, словно сжимается невидимое кольцо. Если Борис Вербицкий с его умением говорить, займет непримиримую позицию, Антону трудно будет оправдаться. В противовес его научным аргументам Борис выдвинет свои. У Вербицкого талант поднимать мутные волны вокруг зернышка истины. А обвинению проще встать на сторону потерпевшего. Так было всегда.
— Что же мне делать? — вырвалось у Антона.
— Сушить сухари! — холодно рассмеялась Петровская, демонстрируя великолепные зубы.
17
Лишь во второй половине дня шестидесятилетний профессор Леонтьев справился с накатившим стрессом. Ключевые решения были приняты, министерство проинформировано о происшествии в нужном свете, а вся ответственность за вопиющее самоуправство возложена на бывшего сотрудника Антона Шувалова.
— Вызови ко мне Вербицкого, — спокойным тоном попросил Леонтьев ассистентку.
Когда сотрудник с траурным выражением лица вошел в директорский кабинет, Юрий Михайлович, не чуждый красивым жестам, размашисто подписал лежавшую перед ним бумагу и протянул листок Борису.
— Принимай Семерку, Борис Валентинович.
Вербицкий внимательно изучал текст.
— С сегодняшнего дня ты назначен исполняющим обязанности заведующего лаборатории номер семь, — пояснил директор. — Я подписал приказ.
— А Шувалов? — поднял ожившие глаза Вербицкий.
— Он отстранен. Точнее, уволен. — Леонтьев сжал губы и с досадой махнул кулаком. — Хоть бы извинился, подлец, попытался оправдаться, я ведь столько для него сделал. Так нет, полез на рожон. Он, видишь ли, прав — и всё тут!
— Шувалов всегда такой.
— Знаю! — раздраженно оборвал директор.
Еще он прекрасно знал, что выдающихся ученых с покладистым характером не бывает. Каждый из них подобен необработанному алмазу и переламывает входящие лучи всяк по-своему. Чтобы огранить такого, надо самому быть бриллиантом чистой воды. Это из заурядных научных пахарей, как из стекляшек, можно мастерить блестящие ровные бусы. Бусинка к бусинке на одной ниточке на шее хозяина. Куда голова повернется, там и дзинькают дешевые стекляшки. Только звон их и блеск плохо слышен и тускл. Иное дело крупный алмаз. Такой годами обрабатывать надо, а потом еще впихнуть в достойную оправу.
Леонтьев исподлобья взглянул на Вербицкого. Былая скорбь на лице новоиспеченного завлаба уступила место нервному возбуждению.
— Ты можешь, поехать домой, Борис. Мы понимаем твое состояние.
Вербицкий потупился и затряс головой.
— Ей уже не поможешь. Когда я здесь, в коллективе, мне легче. Работа — лучшее лекарство, вы же знаете.
— Да, разумеется. — Уставший взгляд бесцельно скользил по столу. Леонтьева не покидало чувство, что в сегодняшней суматохе он упустил нечто важное.
— Юрий Михайлович, господин Сатори на проводе, — прервала раздумья директора ассистентка.
— Соединяй, — вздохнув полной грудью, решил Леонтьев.
— Здравствуйте, уважаемый Леонтьев-сан, — щебетал японец. — Я хотеть обсудить нейропротез для моего заказчика. Теория доктора Шувалова и наша технология позволяет его сделать. Господин Танака готов много финансировать. Мне надо официальный встреча с доктор Шувалов.
— Почему вы все время говорите только о Шувалове? У нас есть и другие специалисты.
— О! Другие специалисты есть и у нас в Японии. А доктора Шувалова нет. Он один такой.
— Минуточку. — Леонтьев поднял тяжелый взгляд на Вербицкого, прикрыл рукой трубку и тихо спросил: — Помнишь доклад Шувалова на последней конференции?
