— Не говорите так! Я глотку перегрызу этой стерве в синем кителе. Она ни черта не понимает в нашей науке! Вчера вы совершили невозможное, а она даже вникнуть не захотела. Вот Алиса… — Задорин осекся. Его лицо напряглось, плечи выпрямились. — Антон Викторович, если потребуется, я готов взять всю ответственность за смерть Вербицкой на себя.
— Вот охламон. — Антон по-дружески ткнул ему в плечо. — У тебя защита диссертации на носу. Я хочу увидеть законченную математическую модель человеческой памяти. Если мы сумеем воссоздать процессы обработки и хранения информации человеческого мозга в компьютере, представляешь, что это будет?
— Искусственный интеллект.
— Настоящий! А не тот, который сейчас имитируют с помощью программ. Любая программа имеет рамки, а человеческий мозг безграничен. В нашей маленькой голове умещается весь этот огромный мир, и еще десятки выдуманных миров.
— Вы думаете, мы это осилим?
— Конечно! Ты на правильном пути. Дерзай!
— Но как же… Как же я без вас?
— Я не умер и не улетел на другую планету. Я всегда помогу тебе. Ты только сосредоточься. Умей делить время между наукой и женщинами.
— А вы умеете?
Шувалов вспомнил о жене и сыне, о своем отсутствии дома, и вечном недовольстве Ольги, когда он уединялся и просил ему не мешать. Комом перехватило горло.
— Не всегда получается… А может, никогда и не получалось.
— А я попробую, — серьезно заверил Задорин.
В кармане Шувалова задергался мобильный телефон. «Ольга!», — мелькнула радостная мысль, но высветившийся неизвестный номер развеял хрупкую надежду. Незнакомый голос с сюсюкающим акцентом представился:
— Здравствуйте увазаемый доктор Шувалов. Вас беспокоить Хисато Сатори из Японии. Я слушать вас на конференции в Петербурге. Сейчас я в Москве, в отеле «Националь», и очень хотеть с вами встретить.
— Что встретить? — не сразу понял Антон.
— Вас встретить, вас видеть. У меня к вам серьезный предлозение. Отень серьезный.
— Какое предложение? Вы можете сказать?
— Луцсе без телефон. Лецсе лично. Я готов вас видеть, доктор Шувалов, в любое время. Я могу подъехать сейчас.
— Нет. Сегодня я не могу.
— Я отень просить вас.
— Сегодня — нет.
— Тогда завтра. Я готов ждать, назначьте место, — вцепился настырный собеседник.
Шувалов задумался. Где он может теперь назначать деловые встречи? Из завлаба солидного института он в одночасье превратился в безработного, на которого завели уголовное дело.
— Приезжайте в гостиницу «Националь», — будто отвечая на его мысли, предложил японец. — Мой номер четыре ноль восемь.
— Я вам позвоню, господин Сатори, — пообещал Шувалов. — В четыреста восьмой номер. До свиданья.
Задорин искоса взглянул на Антона.
— Сатори. Японец, что ли?
— Японец, но сносно лопочет по-нашему. Зачем-то я ему понадобился.
— Ясно зачем. Переманивать к себе будет. Сколько хороших ученых заграницу уехало. — Он тревожно посмотрел на Шувалова. — Вы тоже уедете?
— Ты рули, рули. За дорогой смотри. На следующем перекрестке направо.
— Уедете, — убежденно произнес Задорин. — Японцы вам золотые горы пообещают. Они уважают ученых с именем. А уж вас то…
— И раньше предлагали, но я же не уехал! И сейчас не поеду.
— Вы не сможете без науки. Уволив вас, Леонтьев совершил ошибку.
— А кто тебе сказал, что я брошу науку?
— В Москве нет другого подобного института. А вот заграницей…
— Мне не нужна вывеска, чтобы думать! Достаточно тихой комнаты.
— А как же приборы, техника?
— Современная техника помогает, я не спорю. Но настоящий толчок к развитию науки дают новые идеи, а не новые приборы. Голова важнее любого железа! Ты должен это понимать лучше других.
Задорин не стал спорить. Он попросил.
— Вы только не уезжайте, Антон Викторович.
— Куда я денусь? Семья у меня здесь, родители, — не сразу отозвался Шувалов, но в его голосе не чувствовалось прежней убежденности.
19
На старом раздрызганном лифте Антон поднялся на восьмой этаж к родительской квартире, в которой провел студенческие годы. Мать встретила его радостным возгласом и настороженным взглядом. Сын нечасто баловал родителей неожиданными визитами.
— Да что ж, не предупредил, Антоша? Я б ужин хороший приготовила, а так у меня только пельмени. Ну, ничего, раздевайся, я что-нибудь придумаю.
— Мам, не волнуйся, я же не ради ужина пришел. Я вас хочу повидать, — он подставил щеку под губы матери.
В коридор выехал отец в инвалидном кресле. Сильные руки придержали обода колес, дряблые обездвиженные ноги прятались под вылинявшими военными брюками.
— Папа, — Антон пожал крепкую ладонь отца. — Как ты?
— Жалоб на довольствие нет. Готов к выполнению новых боевых задач, — бодро ответил бывший офицер.
Десять лет назад майор Виктор Александрович Шувалов получил тяжелейшее ранение на Северном Кавказе. Его доставили в Московский госпиталь имени Бурденко. Антон вместе с мамой, Марией Львовной Шуваловой, примчались в лечебное учреждение и долго сидели в коридоре хирургического отделения. После сложной многочасовой операции к ним вышел полный хирург с засученными рукавами, снял шапочку, обнажив непокорный армейский «ежик», и первым делом успокоил:
— Жить будет, организм крепкий. — Переждав первые слезы радости на осунувшемся женском лице, он тихо добавил: — Но есть осложнение.
— Какое? — почувствовав подвох, спросил Антон.
Хирург отвел его в сторону.
— Раздроблен позвоночник в поясничной области.
— И что это значит?
Хирург как-то странно посмотрел на молодого человека, вздохнул и пояснил:
— Инвалидность.
До Антона медленно доходил страшный смысл пугающего слова.
— Отец не будет ходить?
— К сожалению, нет.
— Но может, есть хотя бы маленький шанс?
Хирург грустно помотал головой. Антон не отступал.
— Если нужна специальная операция, мы найдем деньги. Любые. Скажите, сколько?
И тут уставшего врача прорвало.
— Какая может быть операция! О чем вы? Позвоночник разбит. Я ложкой вычерпывал спинной мозг. — Он в сердцах махнул рукой. — Вы поймите, молодой человек, связь между головой и ногами полностью разорвана. Ее не восстановить, ноги не будут двигаться никогда. Надо молить Бога, что он остался жив. Мы сделали всё, что могли. Поверьте.
