— Прошу вас, присаживайтесь, — обозначив вежливый поклон, предложил главврач. — Доктор Шувалов скоро будет.
Илона привычно засуетилась вокруг гостей. Танака и Сатори сели напротив Стерьхова, а невозмутимый телохранитель возвышался за спиной хозяина, сложив сильные руки на мощной груди. Не прошло и пяти минут вежливой беседы, как в кабинет стремительно ворвался Шувалов.
— Здравствуйте. — Антон положил на стол бронированный кейс и прикрыл его растопыренными ладонями. — Я протестировал нейрочипы. Они полностью соответствуют заданным параметрам.
Танака понимающе кивнул. Сатори взял слово.
— Ничего удивительного. Нейрочипы изготовлены по вашему проекту, доктор Шувалов.
— В таком случае, — Антон взял паузу и окинул собравшихся интригующим взглядом, — операцию назначаем на завтра.
Кейджи Танака закатил глаза к небу, словно советовался с высшим духом, и плавно опустил подбородок.
— Господин Танака согласен, — перевел жест пациента Сатори.
— Начнем в восемь утра, — решил Антон. — Бригада будет моя, потребуется только опытная медсестра.
— Илона, — предложил Стерьхов.
Шувалов не возражал. Кейджи Танака одобрительно зацокал.
Когда японцы вышли, Стерьхов взял газету, собираясь показать другу возмутительную статью, но одухотворенное лицо Антона Шувалова одним своим видом отталкивало любые мысли о грязных нападках.
Скомканная газета отправилась в мусорную корзину.
Начальник Пятницкого РОВД подполковник Семенов грузно ступал по рабочему коридору. Из комнаты оперов, мимо которой он проходил, послышалось дружное ржание. Начальник рванул дверь на себя. Гогот стих. Последними сообразили закрыть рот те, кто располагались спиной к двери.
— Матвеев, ты, что за концерт устраиваешь в рабочее время?
— Свежий анекдот рассказали, Виктор Андреевич, — спокойно ответил командир оперативников. — Про гаишников.
— Да-а, я погляжу, делать вам совсем нечего.
— Всё под контролем, товарищ подполковник. Ребята работают.
— Работнички. — Начальник отделения сфокусировал устрашающий взгляд на молодых сотрудниках. Те еще поддавались педагогической обработке. — Вот что. Я вчера был на совещании, говорили про улучшение работы по заявлениям граждан. В том числе, по фактам, изложенным в прессе.
— Мы стараемся.
— Не перебивай, Матвеев. После совещания мне показали статью, где указано, что на нашей территории работает клиника, которая наркоманам делает не сертифицированные операции. Если выражаться по-русски: мозги там курочат, отчего половина пациентов становятся придурками.
— Они ими и были, если ширяются.
— Знаю, но наше дело служба! Мы должны принять меры.
— Какие?
— Сейчас подъедет врач из здравотдела. Прокатитесь с ней в эту клинику. Она проверит лицензии, сертификаты. Если что не так, прикрой эту лавочку. По жесткому! Надо показать прессе, что милиция заботится о здоровье граждан.
— Будет сделано, закроем. А врач — симпатичная?
— Кто про что, а кобель про сучек. — По комнате прокатился грубый мужской смех. — Хорошь ржать! Анекдоты по дороге будете травить. И это… Матвеев, к женщине не приставай.
39
В центре ярко освещенной операционной под простынею лежал Кейджи Танака. На его обритой голове были закреплены кольца и дуги стереотаксического оборудования, нацеленного сквозь отверстие в черепе на оголенный мозг. Над пациентом корпела Елена Репина. Антон Шувалов и Илона Гладкая ей ассистировали, Сергей Задорин управлял многочисленными приборами.
Операция длилась уже около двух часов.
— Передай нейрочип, — попросила Репина.
Воспользовавшись паузой, Илона ловко промокнула вспотевший лоб нейрохирурга. Шувалов протянул Репиной чип. Между маской и хирургическим колпаком виднелись только его сосредоточенные глаза. Нешуточное волнение осталось на этапе подготовки. Сейчас ученый был уверен в каждом принятом решении. Он вопросительно дернул зрачками.
— Идем по плану, — ответила Репина. — Начинаем самое интересное.
Оно же самое сложное, легко понял коллегу Антон, занимая место напротив нейрохирурга. Требовалось подсоединить искусственный нейрочип к живым клеткам мозга. Каждый тончайший контакт к определенному нейрону. Подсоединить надежно и точно, не повредив соседние клетки.
На столике при входе бесшумно задергался один из сотовых телефонов. Перед началом операции Шувалов потребовал отключить все средства связи. Ничто не должно мешать сложнейшему эксперименту.
Накануне Антон предупредил коллег.
— На первый взгляд, мы готовились с вами два месяца, а на самом деле мы шли к этой операции несколько лет. Сегодня мы осуществим то, что еще никто до нас не делал. Никто в мире. Это равносильно первому полету человека на Луну. Каждый из нас должен сосредоточиться. Даже если начнется землетрясение, мы должны работать и не допустить ни малейшей ошибки.
— А если отключится свет? — сделал более реальное предположение Задорин.
— В подвале есть резервный генератор.
Дребезжание телефона прекратилось. Это был мобильник Шувалова с выключенным звуком. На дисплее вспыхнуло и погасло имя Оля, дополненное цифрой 3. Антон не знал, что пропустил уже третий вызов за последние десять минут. Звонки любимой женщины, которые он так ждал все дни разлуки, остались незамеченными.
В коридоре угрюмый Кабаяси охранял вход в операционную. Перед тем, как вдохнуть наркоз, господин Танака приказал помощнику слушаться только доктора Шувалова. Шувалов-сан попросил во время операции его не тревожить. Хисато Сатори перевел расплывчатую фразу русского ученого на понятный потомку самураев язык: никого, ни под каким видом в операционную не пускать!
На дисплее телефона вновь высветилось имя Оля. Так часто жена не звонила Антону даже до их расставания, а после ссоры она не делала этого ни разу.
Что за беда могла заставить ее забыть прежнюю обиду?
Хисато Сатори коротал время в нетерпеливом ожидании в кабинете главврача Дмитрия Стерьхова. Внешне его волнение не проявлялось, только внутри клокотал один и тот же вопрос: сумеет или нет русский физик совершить чудо?
Чтобы реже поглядывать на часы, японец созерцал змей в террариуме и расспрашивал о них странного русского главврача. Тот отшучивался, но японец был не настолько силен в русском, чтобы понимать юмор.
От вялотекущей беседы Стерьхова отвлек телефон. Звонил охранник с центрального въезда.
— Дмитрий Евгеньевич, к нам милиция.
Началось, подумал врач, вспомнив гадкую газетенку. Его рот перекосился.
— Сколько их?
