— Какого конструктора?
— Я хочу представить человека, который изобрел этих русских санта-клаусов.
— Дедов-морозов!
— О’кей, тет-тофф мьорософф.
Вскоре перед Бондаревым предстал инженер, маленький человечек с густой шапкой иссиня-черных волос, похожих на папаху. На мир он смотрел сквозь линзы очков толщиной с порядочное увеличительное стекло. Может быть, он был гениальным конструктором, но при этом оставался никудышным собеседником. Как Бондарев ни бился, ему не удалось выудить ни крупицы полезной информации. Инженер либо «бекал-мекал» по-японски, либо начинал изъясняться совершенно непонятными терминами. Одним словом, толку от него было, как от козла — молока.
А когда этот бесполезный во всех отношениях разговор закончился, Кйоко вывела Бондарева на улицу и заявила:
— Я думаю, на сегодня с вас хватит. Миссис Такахито настоятельно просила не утомлять вас осмотром фабрики. В нашем городе есть и другие места, гораздо более интересные.
— Какие? — мрачно осведомился Бондарев, понявший, что его попросту обвели вокруг пальца.
— Разные, — туманно ответила японочка. — Их много.
— Я никуда не пойду.
— Не надо идти. Мы поедем. Можете сесть за руль, если хотите.
— Что я хочу, так это продолжить производственную экскурсию.
— Невозможно, — вздохнула Кйоко. — Срок выписанного вам пропуска истек. Продолжим завтра, хорошо?
«Плохо», — подумал Бондарев, но смолчал.
Кйоко привела его к своему маленькому потрепанному «Ниссану», довольно скромному по меркам того, кто захотел бы прокатиться на крутом японском автомобиле. Они отправились в путь, переехали по мосту на следующий остров и принялись бесцельно колесить по Хиросиме. Все это время ротик Кйоко не закрывался ни на минуту. Она говорила много и охотно на любые, самые неожиданные темы, а когда Бондарев спрашивал, куда свернуть или как добраться туда-то, моментально терялась. Ориентировалась в городе она не лучше, чем стрекоза, попавшая в муравейник.
После того как их «ниссанчик» четырежды пересек один и тот же мост, Бондарев решил взять инициативу в свои руки и действительно очень скоро вырулил на одну из центральных магистралей города. Он собирался спросить, почему Кйоко не позволила ему взять в руки деда-мороза и почему не представила его управляющему, Хато Харакумо, когда она схватилась за руль и резко вывернула его вправо:
— Нам надо туда!
— Нам налево, — возразил Бондарев, чудом избежав столкновения с рыбным фургончиком, на борту которого красовались два влюбленных осьминога. — И вообще, когда веду машину, я предпочитаю, чтобы руль находился только в моих руках.
— Простите меня, — сказала Кйоко, — но я решила, что вам захочется взглянуть на Парк Мира.
— Это где девочка с журавликами? — спросил Бондарев.
— Вы там уже бывали? — На ее симпатичной мордашке проступило такое разочарование, что пришлось соврать.
— Нет, просто слышал.
— Тогда, — оживилась Кйоко, — может быть, вы хотите взглянуть на парк собственными глазами?
Японцы не только глубоко переживают национальную трагедию 1945 года, но и гордятся тем, что сумели выстоять, пережить кошмарный шок и возродиться, словно Феникс из пепла. Им кажется, что все должны непременно разделять с ними чувства по поводу атомной бомбардировки и постоянно помнить о бедствии, постигшем Хиросиму и Нагасаки. У Бондарева язык не повернулся отказать своей маленькой черноглазой спутнице.
— Хочу! — воскликнул он с фальшивым энтузиазмом. — Очень хочу взглянуть на парк собственными глазами.
По прибытии на место Кйоко потащила Бондарева к бетонной арке, под которой плясали языки пламени, и заявила, что огонь будет потушен не раньше, чем на Земле будет уничтожено все атомное оружие.
— В таком случае, — изрек он, — можете считать это вечным огнем.
— Почему?
— Потому что атомное оружие будет существовать до тех пор, пока существует человечество, и исчезнут они одновременно.
— Вы пессимист, — заметила Кйоко.
— Скорее, реалист, — возразил Бондарев.
— Люди обязательно поумнеют.
— В истории примеров тому не существует. Воевали, воюют и будут воевать.
— Нет, если с детства каждый будет знать, что такое война, — заявила Кйоко и повела Бондарева на другой берег реки Ота, где высилось какое-то полуразрушенное здание. — Вот, смотрите, — сказала она, держа его за руку. — Это Гэмбаку дому, Атомный купол. До войны здесь размещался Выставочный центр. Он находился всего в ста шестидесяти метрах от эпицентра взрыва, но уцелел, а все, кто был внутри, погибли. Разве не ужасно?
— Ужасно, — согласился Бондарев. — После той войны половина СССР лежала в руинах, да и Европе досталось. Не помню точно, сколько миллионов человек погибло. Несколько десятков. И что? После этого войны прекратились?
Кйоко вздохнула, подумала немного, а потом спросила:
— Скажите, а сколько русских погибло на войне?
— Не только русских. В Советском Союзе разные народы жили. По одним оценкам, в сорок пятом не досчитались двадцати миллионов. По другим — в два раза больше.
— А в Хиросиме и Нагасаки около двухсот тысяч. Это получается… это получается…
— Что? — спросил Бондарев.
— Ужас получается, — заключила Кйоко. — И вы это пережили?
— Как видите.
— Вот, значит, какие вы, русские…
— Какие?
— Знаете, — неожиданно предложила японка, — поехали ко мне.
— Распоряжение миссис Такахито?
— Нет, — ответила она, увлекая его в сторону автостоянки, где их дожидался видавший виды «Ниссан». — Это моя инициатива. Вы согласны?
— Ну…
Это было единственное слово, произнесенное Бондаревым. Он замолчал и не открывал рта до конца поездки.
13
Кйоко проживала в небольшой, но со вкусом обставленной и довольно элегантной квартире. Несмотря на закрытые окна, был слышен неумолчный гул автомобилей. Пожалуй, это было единственное, что Бондарев смог бы наверняка сказать о ее жилище. Потому что, едва переступив порог, девушка обернулась и заключила его в свои объятия. Не проявляя стремления слиться с Бондаревым в страстном поцелуе, она энергично двигала бедрами, пока не соскользнула и упала перед ним на колени.
— Погоди, — попросил он. Без всякой уверенности в тоне.
— Ни о чем не беспокойся, — пробормотала она, нащупывая его возбужденную плоть сквозь ткань брюк.
— Я сказал, погоди! Хватит!
— Не хватит. Я тебя хочу.
Не сговариваясь, они перешли на фамильярную манеру общения, что на английском языке получилось практически незаметно. Ведь местоимение «you» означает как «ты», так и «вы». Все остальное зависит от построения фраз.
