Завершив повествование, Бондарев обвел взглядом присутствующих, проверяя их реакцию. К его изумлению, отец Мизуки бесшумно поаплодировал ему, встал, поклонился и покинул помещение.
Мизуки тоже поклонилась, но осталась.
— Хотя я очень опечалена смертью моего родного брата, — заговорила она, — на самом деле мне его нисколько не жаль. Никто из родственников не одобрил мой план по переводу Шушуми в Токио. Все считали, что он должен остаться и вступиться за честь сестры. — Голос ее предательски сорвался и ей пришлось сделать паузу, чтобы овладеть собой. — Но он не мог вступиться. Он был слабым, трусливым и предпочел служить не семье, а врагам семьи. Он был позором нашего рода.
— А теперь позор смыт кровью, — заключил один из родственников, и Бондарев подумал, что парень сменил имя и смылся из Хиросимы очень своевременно, иначе не дожил бы даже до этого прискорбного для себя дня.
Решив, что об этом мерзавце сказано достаточно, он поведал собравшимся о подозрительных машинах за оградой и попросил не ослаблять бдительность. Его стали расспрашивать о ближайших планах, но он отмалчивался, загадочно улыбаясь и качая головой. А вдруг в этом стаде завелась не одна паршивая овца, а две? Лучше держать язык за зубами.
Начистоту Бондарев переговорил только с Мизуки, когда отвел ее в сторонку, чтобы остаться с ней наедине. Выслушав его, она сделалась еще более печальной, чем была.
— Прошу тебя, откажись от этой затеи… Это равнозначно самоубийству. Даже если ты сумеешь взорвать корабль, то сгоришь сам в своем маленьком вертолетике. Останься, Константин. Дождись, пока появится Юрий, и пусть этим займутся военные. Еще есть время.
— Ошибаешься, время закончилось, — ответил Бондарев. — Уже грузятся и готовятся к отплытию другие корабли. А мы даже не знаем их названий. Если хоть один из них достигнет Мурманска, то следующий год станет для России годом национального траура. Мизуки, ты хочешь, чтобы Москва превратилась в Хиросиму?
— Нет! — испуганно воскликнула японка.
— Вот и я тоже не хочу. Поэтому я отправлюсь на фабрику, а потом полечу догонять сухогруз.
— И взорвешь его вместе со всеми, кто на нем находится, — подавленно кивнула Мизуки.
— Не сразу, — возразил Бондарев. — Сперва обращусь к ним с предложением повернуть назад.
— Как это тебе удастся?
— В вертолете есть мегафон. Через него я и вызову капитана.
— Думаешь, он тебя послушается?
— Это его дело. Но если он не повернет, я буду вынужден пойти на крайние меры.
Мизуки посмотрела на Бондарева своими миндалевидными глазами, тоскливыми, как у серны, томящейся в неволе.
— Сегодня я потеряла брата, а теперь теряю тебя. Не улетай. Останься со мной.
— Я не могу, — покачал он головой.
— Но это глупо.
— Если считать глупостью спасение тысяч человеческих жизней, то пусть будет так. По правде говоря, я всегда ощущаю себя глупцом, когда добровольно отправляюсь в пекло. Все мужчины в своем роде глупцы. Но они делятся на две категории, Мизуки. Одни все портят и разрушают. Другие сохраняют и созидают.
— И ты, конечно, принадлежишь ко второй категории, — произнесла Мизуки с грустной улыбкой.
Бондарев тоже улыбнулся, стараясь, чтобы его улыбка выглядела как можно более жизнерадостной.
— Ты очень проницательна.
— Что ж, тогда счастливого пути. И помни, что на земле остается одна глупая женщина, которая будет тебя ждать. Вопреки здравому смыслу.
— До встречи, — подмигнул Бондарев.
Мизуки на мгновение припала к его груди и отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза:
— Обещаешь вернуться?
— Конечно. Кто-то ведь должен позаботиться о тебе.
Когда он сел в кабину и повернул голову, Мизуки не смотрела на него. Ее взгляд был прикован к борту вертолета, как будто там было написано не название авиаклуба, а божественное откровение.
«Боится расплакаться», — понял Бондарев и включил двигатель. Он тоже решил не смотреть на Мизуки. Так было легче расставаться.
44
Монотонный рокот двигателя и шум пропеллера нагоняли сонливость. Бондареву пришлось несколько раз хорошенько потрясти головой и даже ущипнуть себя, пока он летел на противоположный конец города, где находилась фабрика игрушек. Давали знать себя усталость и общая слабость организма, но Бондарев с ними справился.
Если бы так же легко справиться с Хозяевами северных территорий!
Поймав себя на этой мысли, Бондарев усмехнулся. Людям свойственна надежда на чудо. Это простительно, если у них детское сознание. Но взрослые должны полагаться только на себя и собственные силы. Только так есть шанс переходить из класса в класс, а не оставаться на второй год… десятый… сотый… тысячный…
Увидев слева цель своего путешествия, Бондарев вновь сделался энергичным и собранным, словно не он только что боролся с сонной одурью. Щуря глаза от ветра, высунул голову из кабины и опустил вертолет до высоты ста с небольшим метров, а потом еще ниже и ниже, чтобы его прикрывали здания и кроны деревьев.
Нельзя было, чтобы Хозяева заметили приближение вертолета раньше времени. Это должно было произойти в самый последний момент, чтобы у них не оставалось времени на раздумье. На этом строилась военная хитрость Бондарева.
Он миновал маленькие, почти необитаемые островки на реке Ота, затем взял круто на юг, развернулся и полетел обратно, на этот раз прямо над островками.
С небольшой высоты стало заметно, что они не такие уж пустынные, как казалось издалека. На этих диких скалах и жалких клочках суши можно было разглядеть крестьян и рыбаков, обитающих в крошечных глинобитных хижинах. Заслышав шум вертолета, они поднимали головы и, придерживая соломенные шляпы, равнодушно смотрели вверх. Бондарев подумал, что эти грязные бедняки ничуть не изменились за несколько веков. Разве что вечера они коротают не у очагов, а перед телевизорами, и успели обзавестись мобильными телефонами. Вот только сделались ли они от этого современными людьми?
В двухстах метрах от южной ограды фабрики Бондарев откинул прозрачный колпак кабины, очутившись на свежем и довольно прохладном воздухе. Он отчетливо видел вооруженных охранников, уставившихся на приближающийся вертолет. Некоторые передергивали затворы винтовок, другие куда-то звонили по своим мобильникам. Прежде чем открыть огонь, им нужно было получить на это разрешение.
С юга «Такахито Той Компани» примыкала к заводу по производству автомобильных карбюраторов. Вертолет Бондарева медленно проплыл над заводским двором и повис над оградой, слегка покачиваясь и вращаясь вокруг оси, как большая елочная игрушка.
Все охранники тут же сорвались с места и ринулись к ограде, держа винтовки, как солдаты, бегущие в атаку. Двое или трое попытались стрелять на бегу, что получалось у них неуклюже и бестолково. Разумеется, они мазали. Во всяком случае, Бондарев не услышал ни ударов пуль о корпус вертолета, ни того характерного звяканья, с которым пули отлетают от стремительно вращающихся лопастей.
