Лютый оборвал директора:
– Я спросил тебя, что это такое?
– Оценка за поведение и замечание.
– Оценка, да? Какая-то русская шлюха смеет оценивать поведение дочери сотника «Державы»?
– Но при чем здесь национальность? Зося Артемовна – прекрасный педагог.
– Ты случаем не записался в антимайдановцы?
– Нет, я полностью поддерживаю нынешнюю власть, но учебный процесс независим от политики.
– Э, нет, Садовый, зависит, да еще как! Короче, завтра же в школе не должно быть этой Соколовой. Ей не место здесь, как, впрочем, и в поселке. О последнем побеспокоюсь я сам.
– Но…
И вновь Лютый не дал договорить директору:
– Это еще не все! Завтра же ты лично извинишься перед дочерью. Перед всей школой.
– Это уже слишком. Я не стану этого делать.
Лютый выхватил из-за пояса брюк пистолет, приставил его ко лбу Садового.
– А так? Ты хочешь, чтобы я прострелил тебе башку?
– Уберите пистолет.
– Предупреждаю, не уволишь Соколову, не извинишься, я вернусь и положу здесь тебя и эту русскую шлюху! Ты меня понял?
– Понял, – проговорил директор.
Лютый убрал пистолет.
– Моя дочь должна быть отличницей. Ей в Англии учиться. Мне плевать, будут у нее знания или нет. Анна Лютая должна быть примерной отличницей. Иначе я разнесу вашу школу на куски. А ты подумай о себе, а не о Соколовой. Слово свое я всегда держу. Можешь после моего ухода обратиться в полицию, в прокуратуру, куда угодно. И убедишься, что ты по сравнению со мной червь навозный. Я дал тебе свободу, я ее и заберу вместе с жизнью. Запомни, прошли те времена, когда нам диктовали условия москали. Теперь у власти мы, и с нами надо дружить. Завтра я лично приду посмотреть, как ты будешь извиняться перед дочерью, а затем ты покажешь мне приказ об увольнении Соколовой. Я все сказал. До завтра, Садовый.
Лютый спрятал пистолет в брюки, бросил в лицо директору дневник дочери, опрокинул стулья, вышел из кабинета и громко хлопнул дверью. Во дворе он подумал, не ввалить ли Соколовой сразу после уроков, но решил, что не стоит.
«С ней по-свойски поговорит Безобраз, – подумал сотник. – Тот любит тощих баб. Вот пусть и развлечется с ней, перед тем как вывезти из района. Можно и в лес, все равно искать ее никто не станет. Но это решим завтра. А сейчас надо заняться Биглайзеном. Этот пархатый стоматолог бешеные бабки ни за что с нормальных людей дерет. Не место жидам здесь, пусть валят в свой Израиль или в Россию. Их там примут».
Лютый давно положил глаз на большой красивый двухэтажный дом зубного врача. Бандиту было плевать на Биглайзена, на его жену, красавицу Гилу, и четверых их детей. Лютый считал, что заслужил право на беззаконие.
Он достал сотовый телефон, набрал номер главы местной администрации, члена движения «Держава», своего бывшего одноклассника Стаса Палого. Тот получил свою должность благодаря боевой сотне Лютого, которая обеспечила ему победу на выборах. Неважно, что на голосование пришло всего десять процентов избирателей. Главное в том, что они проголосовали правильно, именно так, как надо.
– Да?! – ответил Палый.
– Привет, Стас!
– Влас? У меня почему-то незнакомый номер высветился.
– Я не со своей трубки звоню. Что у нас по документам на дом еврея?
– Документы-то готовы, да вот только Биглайзен категорически отказывается подписывать их.
– Другого я, в принципе, и не ожидал. Все же продавать такой дом за десять тысяч долларов, которые ты все равно не получишь, было бы глупо. А еврей не дурак. Ты вот что, Стас, пришли-ка к нему домой своего нотариуса где-то часов в одиннадцать вечера. До этого я решу вопрос с Биглайзеном. Нотариусу останется только заверить подписи.
– Нотариуса я пришлю, Влас, да вот только с утра Биглайзен такой шум поднимет, что и твое положение не поможет отмазаться.
– Никакого шума не будет. Это я гарантирую.
– Хорошо.
– И еще вот что. Директор школы номер три должен завтра уволить Соколову.
– С чего бы это? У нас не хватает учителей.
– Это не повод, чтобы держать в школах москалей. Пусть ищет своих. Я хочу попросить тебя позвонить Садовому.
– Что сказать ему?
– Увольнение Соколовой – дело политическое. Это обычная страховка, я уже говорил с ним, но твое слово не помешает.
– Развернулся ты не на шутку, Влас!
– Тебе неплохо сидится в кресле главы администрации?
– Неплохо.
– Будешь делать, что скажу, станешь депутатом. Да не местной рады, а верховной. Сейчас страной правим мы и наведем в ней должный порядок, который хотели установить наши предки. Ведь твой дед тоже у немцев служил?
– Да, в сорок седьмом году его расстреляли энкавэдэшники.
– Вот видишь! Мы продолжим дело дедов, не забывая и о себе.
– Согласен.
– Давай, глава, работай. Нотариус пусть подъедет по-тихому на своей тачке, но встанет в соседнем переулке и до усадьбы Биглайзена пройдется пешком. Понял?
– Так и будет, Влас! Когда встретимся?
– Встретимся. На днях не получится, я послезавтра свалю из поселка, а вот новоселье отметим обязательно.
– На восток поедешь?
– Да. Ведь сейчас в тех местах решается судьба страны. Мы должны быть там, где враг пытается поднять голову. Наша задача – отрубить ее. Давай, Стас!
– Удачи тебе, Влас!
Лютый отключил телефон, бросил его в карман и пошел домой.
Его встретил Дунич и спросил:
– Как сходил, Влас?
– Нормально. Ты позвони Безобразу, пусть подъедет сюда в девять вечера. После смены не уезжай. Дело есть!
– Понял!
– Тарасу быть на «Ниссане».
– За поселок поедем?
– Нет, но машина будет нужна. Кстати, у тебя вроде старая «Ауди» есть?
– Есть «сотка». Вечная тачка, только на ней уже западло как-то ездить.
– Хочешь вместо нее получить мой «Форд»?
– Конечно. А сколько запросишь за него?
– Твою «сотку».
– Это что, вроде как обмен?
– Ага.
– Но тебе-то какой интерес в этом?
– Узнаешь. «Ауди» у тебя где стоит?
– Во дворе, где ж еще?!
– В восемь часов пойдешь домой, пригонишь ее сюда. Не забудь документы.
– Ладно.
– Она хоть на ходу?
– А то! Говорю же, вечная тачка.
