Вы, конечно же, ждете, когда я начну говорить на более открытые темы. Расскажу о тайных желаниях, извращениях, грешках. Ведь, как я понимаю, перед книгой сейчас сидит искушенный читатель, который после второго абзаца, где я заявил, что убил инвалида, не закрыл книгу, не облил её бензином и не поджег. Который также не боится признаться себе, что периодически мастурбирует, смазывая член или вагину подсолнечным маслом, или чувствует возбуждение при виде подтянутой попки уже достаточно зрелой четырнадцатилетней соседки, потом бежит домой, чтобы поскорее ублажить себя. Если это про вас или вы, по крайней мере, можете признаться в этом или хотя бы допустить такое. То гордитесь, что вы честны с собой, и не занимаетесь самообманом. Кстати, по отношению к мастурбации всех людей можно разделить на два лагеря. Первый, этот те, кто боятся признаться, что мастурбируют, краснеют и смущаются, когда их об этом спрашивают, пытаются высказать резко негативное отношение, если вдруг уже зашла тема об этом. Или, не дай бог, и правда никогда этого не делали. И второй, тех, кто спокойно в этом могут признаться. Ну ладно, хотя бы употребив немного алкоголя. Нет, я не говорю о сборищах ненормальных и незнакомых друг другу людей, которые могут спокойно обсуждать, как дрочили пару часов назад, на фотографии новоиспеченной несовершенно летней голливудской дивы. Но я считаю, что сексуальные игры со своим половым органом – будь то вагина или пенис – являются неотъемлемой частью развития и взросления ребенка.
Я живу в Санкт-Петербурге. Переехал я сюда, год назад, когда поступал в университет. Поселился в квартире, которую снимает мой отец, который в свою очередь переехал в Питер, в моменты «прояснений» и вспышек амбиций, появляющихся у него периодически, как я уже сказал. Вообще моя родина находится на Урале. Но провинция удушающе действует на молодежь. Все оттуда стараются уехать, как только выпадает возможность. Потому что остаться учится там – означает остаться там навсегда. По крайней мере, все выпускники себя в этом усердно убеждают. Если откинуть глупые детские рвения, пожить сполна, вдали от навязчивых родителей, вскинуть все «за» и «против», то выходит – куда выгодней остаться в маленьком и спокойном городке, где количество преступлений и риск быть изнасилованным ночью в переулке сводится к нулю, и где у тебя будет гарантированная высокооплачиваемая работа градостроительного предприятия. Но вы не представляете, как становится тошно жить в маленьком городишке, где все тебя знают. Особенно мне, как человеку, который не может терпеть общество отдельных личностей больше чем несколько месяцев. Начинаешь выходить на улицу все реже, а когда выходишь, то бредешь, как по минному полю, сворачиваешь в узкие малолюдные улочки, чтобы снизить риск встречи со старыми знакомыми, которые с завидной правдоподобностью умеют натягивать на свои лица лживые улыбочки. Такие люди умудряются спросить как у тебя дела, после долгой истории или нескольких историй о счастливой жизни или её аспектах, покупки, любви. Хочется, чтобы в этот момент в кармане чудесным образом появился массивный шипованный кастет, чтобы врезать им по челюсти и снять эту мерзкую псевдо-улыбку с лица.
Как я уже писал выше – я люблю смотреть кино. Поэтому в завершении хотелось бы написать мнение или, позволите, рецензию на недавно просмотренный фильм «Охота». Мне очень понравился этот фильм с точки зрения психологии. Совершенно обычный мужик лет сорока, по имени Лукас, живет в небольшом датском городке, работает в детском саду. Все в его жизни развивается относительно хорошо. Пока одна из подопечных девочек из детского сада, по имени Клара, не заявляет другой воспитательнице, что: «у Лукаса есть „пиписька“ и она торчит прямо вверх». Воспитательница, конечно, не может промолчать и рассказывает об этом остальным. С этого момента размеренная жизнь Лукаса рушится под натиском ненависти жителей городка. Но это достаточно попсово, потому что режиссер заставляет зрителя смотреть, как гг (здесь и дальше «главный герой») справляется с нападками бывших друзей и коллег, и пытается сохранять рассудок от сюрпризов жизни. То есть мы знаем, что он не совершал ничего такого, не показывал свою «пипиську» маленькой девочке. От этого фильм становится чуть скучнее, чем мог бы быть. Но это почти незаметно под профессиональной работой режиссера, оператора, и монтажеров и конечно. Интереснее получилось бы, если бы режиссер поставил большой знак вопроса над тем, что же произошло с той девочкой на самом деле. Показывал ли он, все таки, свою «пипиську» или нет. Тогда зритель бы изнывал от неопределенности, то вставая на сторону Лукаса, то на сторону обвинителей.
Но это еще не все, потому что я буквально вычленил в этом фильме мораль, которую никто кроме меня узреть, пожалуй, не сможет. Итак, я вдруг понял, что общество может существовать в пяти ярко выраженных формах по отношению к педофилии. «Идеальное (утопическое)» – в котором нет похоти и разврата. В головах у людей в принципе не может возникнуть мысль о совращении детей и тому подобное. Люди в таком обществе, скорее всего, скучны и неинтересны. В одежде преобладает серый цвет. «Хорошее» – в котором иногда возникают случаи извращения на детьми, но обществом такие вещи презираются и считаются непристойными. Такие случаи единичны во всем мире. И преступая закон в этом направлении, следует высшая степень наказания – смертная казнь, или пожизненное заключение. «Реалистичное» – в котором, также, происходят редкие вспышки педофилии, но всегда подвергаются обсуждению и вердикты по таким делам не ясны, как и размытый процесс наказания. Люди по большей степени стараются не разговаривать на эту тему в повседневности. Так как боятся, что может оказаться, что близкий им человек – извращенец. «Плохое» – в котором люди полностью игнорируют такое явление, как педофилия. Что-то схожее с употребление наркотиков или курением в наши дни. Вроде бы правительством и совершаются какие-то поползновения в сторону пресечения этого, но, в общем, всем наплевать. «Опустившееся (развращенное)» – в котором акты сексуального насилия над детьми поощряются, являются обыденными. Такой склад общества, конечно, сложно представить в современном мире. Но в средневековье, к примеру, я думаю, это допускали. По крайней мере, в нижних кастах. Так в каком обществе мы, по-вашему, находимся? Сложно ответить с ходу, не правда ли?
10 ноября, 2014 г.
Желание убить еще раз появилось у меня совершенно неожиданно. Хочу признаться, что это дело затягивает не на шутку. Помню, я тогда стоял в очереди в кабинку в пункте приема оплаты жилищных услуг. Понимаю, сложнова-то звучит. Прошло около двух месяцев, после убийства инвалида. И буря в душе почти утихла. Но, мне кажется, именно в такой «буре» я тогда больше всего нуждался. Передо мной в очереди стояла дряхлая старушенция, она как раз расплачивалась по счетам, положив квитанцию на стол слева от себя. Поэтому я отчетливо видел её точный адрес. Улицу, дом, квартиру. Эти цифры врезались мне в память. Так же я запомнил её фамилию и инициалы: Петрова Т. В. Злостные шестеренки тут же завертелись в голове, и я не мог просто проигнорировать это. Закончив, бабушка развернулась и ушла прочь, но я успел подробно запомнить все детали её сморщенного лица, чтобы проще было узнать её, когда я наведаюсь во двор – наблюдать. Но, честно говоря, все старушки на одно лицо, поэтому единственное чего я боялся, это потерять свою «цель» в обилии других развалюх.