– Удалось пристроиться? Ты не волнуйся, если место нашла, я Федю к себе заберу, пусть поживет у меня, пока ты в Москве не зацепишься.
Мария разрыдалась и выложила правду.
Старшая сестра пожурила младшую:
– Глупая ты. Богатый всегда прав. Внуков не идиот, раз таким бизнесом ворочает, уж, наверное, высчитал, когда ребенок был зачат. Значит, или мальчишка от него, или он так Браткину любит, что готов не своего малыша воспитывать. Зря ты это затеяла.
– Что он в Ленке нашел? – всхлипнула Маша. – Морда у нее, правда, красивая, но фигура тощая, ни груди, ни попы, одни мослы. Почему ей свезло, а не мне? Чем я хуже? Браткина убийца, а живет лучше нас. Мы с тобой никого не обидели, таракана пристукнуть боимся, но нам за это конфет не дают.
– Прорвемся, – пообещала Женя, – чем чернее ночь, тем светлее рассвет.
– Ладно, пойду домой, – устало пробормотала сестра. – Можно Федя у тебя сегодня переночует?
– Так он спит давно, не надо ребенка будить, – сказала Женя. – И ты оставайся, не бегай на ночь глядя по лесу.
– Хочу помыться, а у тебя ванной нет, баню топить долго, – возразила Мария.
Назавтра сестра не появилась у Евгении. Не пришла и на следующий день. На телефонные звонки не отвечала. Женя всполошилась, поехала к ней и нашла тело, висевшее в туалете. Прощальной записки не было, местный эксперт подтвердил самоубийство.
Марию похоронили, Федя остался жить у тетки…
– А теперь отдавай бутылку, – завершила беседу алкоголичка.
Выйдя от Евгении, Наталья Кротова увидела в соседнем дворе Федю и дочку Евгении, дети пытались оседлать здоровенного Полкана. За их попытками, посмеиваясь, наблюдала симпатичная полная брюнетка, стоявшая на крыльце избы.
Психолог не выдержала:
– Вы же знаете, что ваша соседка пьет, ребятишки почти беспризорные! Почему никто до сих пор органы опеки не вызвал? Рязанцеву надо лишить родительских прав, а ей вместо этого еще и племянника доверили!
Соседка шагнула к забору.
– Экая ты быстрая… Откуда такая шустрая да правильная взялась? Не видела я тебя раньше. Проходила мимо и выводы сделала? Женька хорошая мать, деток любит. Квасить начала, когда Машка, сестра ее, погибла. Раньше-то не прикасалась к спиртному. Да и сейчас пьет не каждый день, неделю в месяц самогонкой наливается, потом трезвая ходит. Горе у ней, а обвыкнется и отвернется от бутылки. Ступай себе лесом, без тебя разберемся. Ишь, разбежалась, малышей отнять! Ничего, вырастут. Не они первые, не они последние. У нас тут не Москва, в любой избе ребятенку супу нальют и кусок хлеба протянут. Это вы в своей столице тока о себе думаете, все злые, хуже диких зверей. Мотай отсюда, пока граблями по башке не получила…
Кротова замолчала. Потом посмотрела на меня и закончила свой рассказ:
– Вот какую историю я узнала, Иван Павлович. Елена Браткина боялась, что тетя Аня, ее соседка и будущая свекровь, вспомнит, как на самом деле развивались события, сообразит, что не стреляла в мужа, поэтому усиленно кормила мать Артема таблетками. А тот безжалостно засунул родительницу в дом престарелых, к полусумасшедшим больным.
– Заберите меня отсюда, – взмолилась Анна Сергеевна, – скажите Теме, что я психически совершенно здорова и ни в чем не виновата. Хочу жить на свободе.
– Наталья, вы не пытались связаться с Артемом Брагиным? – уточнил я.
Психолог погладила Плотникову по плечу.
– Позавчера только приехала из Плавска. То есть совсем недавно все это выяснила. Сегодня пришла в пансион, изложила своей подопечной сведения. Мы стали думать, как дальше действовать, и тут вы появились.
– Вас нам господь послал, – зашептала Анна Сергеевна. – Помогите! Объясните сыну… пусть…
Старушка тихо заплакала.
– Не волнуйтесь, – сказал я, – мы непременно во всем разберемся. Очень вас прошу, больше никакой самодеятельности. Начнете действовать – будет плохо. Анна Сергеевна, ведите себя спокойно и ждите, больше не говорите, что никого не убивали и тому подобное. А вы, Наталья, немедленно уходите отсюда, езжайте к метро. Встретимся там и отправимся к Максиму Воронову, который руководит расследованием. Придется вам повторить ему то, что рассказали мне.
– Готова с утра до вечера одно и то же талдычить, лишь бы Анне Сергеевне помочь! – воскликнула Кротова.
* * *
Домой я вернулся очень поздно. Забыв поужинать и принять душ, рухнул на кровать и мгновенно заснул.
Разбудил меня странный звук, то ли скрип, то ли скрежет. Я встал, хотел надеть брюки, рубашку, но потом решил, что хватит мне бродить по дому при всем параде, накинул халат, надел носки, вышел в коридор и остановился. Возле двери гостевой спальни громоздилось нечто огромное. Сначала я не сообразил, что это такое, но через секунду понял – новый диван.
– Шарлотта, – крикнул я, – ты где? Что происходит?
– Тут я, «Базилио» выпиховываю! – завопила из комнаты гостья.
– Выпихиваю, – машинально поправил я. – Дорогая, прости, не понял, чем ты занимаешься?
– Дядя Ваня, иди сюда, – попросила Лота.
– И рад бы войти, но вход загорожен, – пояснил я.
– Залазь на «Базилио», пройди по нему, – посоветовала девушка.
Идея не показалась мне удачной, но, похоже, иначе в спальню, временно занятую гостьей, не попасть. Сняв тапочки, я влез на обтянутые гобеленом подушки и вскоре стоял около Шарлотты.
– Ой, дядя Ваня, – захихикала та, – ну просто ваще!
– Что тебя развеселило? – не понял я.
Лота показала пальцем на мои ноги.
– Ты в носках!
– Конечно, – кивнул я, – ничего удивительного.
– И в халате, – давилась смехом дурочка. – Почему мужчины всегда их на лапы натягивают? У Машки Пенкиной муж даже спать так ложится, не снимает.
Я решил не реагировать на глупый вопрос и спросил:
– По какой причине диван находится в дверном проеме?
Шарлотта сдула с лица прядь волос. Несмотря на ранний час, она успела напудрить мордочку и намалевать на ней кирпичный румянец. Веки голубых глаз девушки, окруженных частоколом густо покрытых тушью ресниц, были сегодня опять набрякшими. Меня почему-то царапнуло беспокойство. Я попытался понять, что вызвало чувство тревоги, и наконец сообразил, почему забеспокоился.
– Милая, что ты сотворила с глазами?
– А чего? – хихикнула глупышка.
– Они же у тебя карие, а сейчас вдруг голубыми стали, – продолжил я удивляться.
Шарлотта потупилась.
– Линзы воткнула. Алиска сказала, что мужиков надо удивлять, то такой, то эдакой ходить. Загадочной.
– Вынь немедленно! – приказал я. – Зрение испортишь.
