– А где «три»? – послушно повторил я.
– Вот там, на поляночке. Только не спугни. Шагай шепотом.
Мы сделали «шепотом» еще несколько шагов и вышли на край полянки, залитой ярким солнцем. Над ней стоял запах всяких цветов, а на ее краю… сидел за мольбертом бедный студент Истомин. Вернулся Карлсон! Как ни в чем не бывало.
– Ну и что? – спросил я Алешку. – Давай-ка лучше грибы собирать.
Но Алешка вцепился в свою дурацкую идею, как клещ в собачью шкуру. И яростно зашептал:
– Как украли картины? Их сняли, а вместо них повесили другие, точно такие же. А кто срисовывал копии? А кто в драных кроссовках? Копии теперь висят на месте украденных картин. А кроссовки…
– А кроссовки где висят? – перебил я.
– Ты ничего не понимаешь. Слушай дальше. Он больше в музее не рисует. Он сам мне сказал: «Все, Лёх, буду теперь писать природу. В березовой роще». А кроссовки у него теперь фирменные. И джинсы клевые. Врубился?
Я так врубился – будто лбом в дерево. Аж листья полетели. Выходит, все-таки этот бедный симпатичный студент делал копии ценных картин, чтобы ими заменили подлинники. И получил за это деньги. На кроссовки и джинсы.
– А кому он эти копии делал?
– Пусть он сам скажет. Не отвертится. Держи! – И Лешка сунул мне в руку палку вроде дубинки.
– Это еще зачем?
– Затем! Я его буду допрашивать, а когда он на меня набросится, ты его по башке!
– Вот еще! Пусть его местные сыщики допрашивают.
– Забоялся? – Алешка взглянул на меня с презрением. – Старший брат называется.
Мне оставалось только вздохнуть и согласиться. Хотя я еще ни разу никого дубинкой по башке не радовал…
Когда мы подошли к Истомину, он даже не посмотрел на нас. Уставился неподвижно вдаль и только потирал грязным пальцем под левым глазом.
– Привет, – сказал Алешка. – А у вас пейзажи еще лучше получаются. Вы их тоже жуликам продадите?
– Что? – очнулся Истомин. – Привет, Леха. Как добыча? – Он кивнул на корзинку.
– Мне все известно! – ляпнул Алешка.
– Завидую, – усмехнулся Истомин. – А что ты такой надутый?
– Кому вы продали свои картины? Которые в музее срисовывали.
– Никому, – на лице Истомина было только безмерное удивление. Он даже не рассердился.
– Не отпирайтесь! – Алешка отступил на шаг, чтобы мне было удобнее развернуться с дубинкой.
– Ничего не понимаю!
И знаете, я ему поверил. И, опередив Алешку, сказал о краже в музее.
– Да вы что? – Он даже вскочил со своего стульчика, опрокинув мольберт.
– Откуда у вас взялись новые кроссовки? – Алешка изо всех сил вытягивал свою утопающую версию.
Истомин был так ошарашен новостью, что даже не щелкнул Алешку по лбу. Он просто сказал:
– Мне мама прислала деньги.
– Это еще надо проверить, – пробормотал Алешка. – А почему вы удрали?
– Никуда я не удирал, я в училище ездил. Можешь еще и это проверить, – усмехнулся Истомин. И наконец-то пришел в себя. – А какого черта вы меня допрашиваете? Кто вы такие вообще?
– Дети Шерлока Холмса! – гордо заявил Алешка.
– Это серьезно, – усмехнулся Истомин и стал собирать свое имущество. – Вот с самим Шерлоком Холмсом я побеседую с удовольствием. Он проживает все там же, на Бейкер-стрит?
– Вон там. – Алешка махнул в сторону наших участков. – Его зовут полковник Оболенский. Прием круглосуточно.
И мы откланялись. По-английски, не прощаясь.
– Постойте! – крикнул нам вслед Истомин. – Копии картин я никому не продавал. Вы их можете увидеть у моего учителя. Его зовут профессор Вознесенский. – Этой фразой он здорово передразнил Алешку. И добавил: – Прием круглосуточно.
Алешка гордо промолчал. И ничуть не смутился. А когда мы углубились в рощу, начал задумчиво собирать грибы.
По дороге домой нам встретилась приветливая тетя Зина, заглянула в наши корзинки:
– Неслабо! И где же вы столько набрали?
– Там! – одновременно ответили мы. Но показали в разные стороны. Да какой грибник расскажет про свои заветные места? Тем более тете Зине. Уж если она пройдет по лесу, мало не покажется. Не зря как-то папа, когда мы не слышали (он так думал), назвал ее бульдозером.
– Передайте папе, – сказала она, – мое приглашение на фруктовый ужин.
– Как в лучших домах? – уточнил Алешка.
– В самых лучших!
– Молодцы! – похвалила нас мама и принялась перебирать грибы. – Славная будет у нас жаренка. Так, а это что такое? – Она немного удивилась и стала раскладывать грибы на две кучки. И почему-то начала вздыхать. И поглядывать на Алешку. А потом позвала папу. Он в это время косил под березами траву.
– Вот, отец, полюбуйся. – Она кивнула на одну кучку грибов, а потом на Алешку. – Неужели он так сильно нас не любит?
Папа посмотрел, хмыкнул:
– Бледная поганка. Укус смертелен. Что скажешь? – Это он Алешку спросил. С отцовской строгостью.
– Что? – задумчиво спросил Алешка. – Их, что ли, совсем нельзя есть?
– Ну почему же? – улыбнулся папа. – Можно. Но только один раз.
– Это он от волнения, – заступился я. – К тебе сегодня подозреваемый придет. Ты его допроси как следует.
Лучше бы я промолчал.
– Так! – Папа встал и скомандовал: – Оба сейчас же – на ваш чердак! И чтобы я вас до вечера не видел и не слышал! Все понятно?
– Внятно изложил, – проворчал Алешка. – Прямо – таблица умножения. Семью семь – сорок семь. Тебе помогают, а ты…
– Мать, где мой широкий ремень? Он, похоже, соскучился без дела.
– Между прочим, – сказала мама, – во всем поселке все говорят, какие у нас славные дети.
– Это они так говорят, потому что эти славные дети не вертятся у них под ногами и не подкладывают в тарелку родителям ядовитые грибы. Марш на чердак!
Из-за этого чердака мы прослушали весь папин разговор с художником Истоминым. Ухватили только самый конец.
– Я только что был в музее, Сергей Александрович… – Это Истомин говорил. – Копии вместо подлинников – бесспорно мои. Но как они там оказались?..
– Припомните, может, кто-нибудь просил вас сделать копии? Или подсказал?
– Тут нечего припоминать. Это мои курсовые работы. Сделать копии рекомендовал мне мой педагог, профессор Вознесенский.
– Вот так, да? – Папа помолчал. – Но вот когда вы работали над ними, кто-нибудь этим интересовался?
Тут послышался смешок Истомина:
– Сергей Александрович, люди любопытны и не всегда деликатны. Почти каждый, кто посещал музей, заглядывал через мое плечо: а что он там такое малюет?
