— Двум смертям не бывать, одной не миновать, — отшутился он, вставив сигарету между губами. Смайли наблюдал, как из ее раскуривания он сделал целую церемонию. Достал зажигалку, откинул колпачок, покрутил колесико испачканным чернилами большим пальцем, прикрыл вспыхнувшее пламя двумя ладонями и осторожно поднес к кончику сигареты. Можно было подумать, что в палате бушевал ураганный ветер.
— Ты у нас специалист в криминалистике, — сказал Смайли. — Как выглядит наше дело с твоей точки зрения?
— Грубая и неряшливая работа, — ответил Мендель.
— Почему?
— Слишком много обрубленных, но не проверенных ниточек. Полиция толком не подключилась. Ничего ведь не проверено. Нужно за собой все подчистить. Это как та же алгебра.
— А с чего ты приплел сюда алгебру?
— Потому что там тоже следует сначала доказать то, что возможно доказать. Определить константы. На самом ли деле она ходила тем вечером в театр? Была ли там одна? Слышали ли соседи, как она вернулась? Если да, то в котором часу? Правда ли, что Феннан всегда задерживался по вторникам? И посещала ли его супруга спектакли раз в две недели, как утверждает она сама?
— И еще звонок в восемь тридцать. Подчисти и этот конец для меня, пожалуйста.
— Этот звонок сильно действует тебе на нервы, как я погляжу.
— Верно. Из всех непроверенных нитей для меня это самая важная. И сколько я ни ломаю себе над этим голову, никак не могу найти разумного объяснения. Я уже знаю расписание поездов почти наизусть. Феннан был пунктуальным человеком — часто приезжал на работу вообще самым первым и отпирал все двери. Он предпочитал поезда, которые отправлялись в восемь пятьдесят четыре и девять ноль девять. Самое позднее — в девять четырнадцать. Электричка в восемь сорок пять позволяла ему быть на месте в девять тридцать восемь. Ему нравилось быть на рабочем месте уже к четверти десятого. Поэтому он никак не мог попросить разбудить его только в восемь тридцать.
— Возможно, ему просто нравились звуки звонков, — сказал Мендель, поднимаясь.
— И еще письма, — продолжал Смайли. — Разные люди, но одна машинка. Не считая убийцы, только двое имели доступ к той пишущей машинке: сам Феннан и его жена. Если мы признаем, что предсмертную записку напечатал он сам, — а он, несомненно, собственноручно подписал ее, — то нельзя исключать, что анонимку с обвинениями напечатала Эльза. Зачем ей это понадобилось?
Теперь Смайли чувствовал, что действительно очень устал и был рад избавиться от Менделя.
— Отправляйся и займись подчисткой. Определи, какие константы мы имеем… Да, тебе ведь могут понадобиться деньги. — Смайли открыл бумажник, лежавший рядом с кроватью. Мендель взял деньги, ничуть не смутившись, и вышел.
Смайли без сил откинулся на подушку. Голова у него не просто болела — казалось, мозг раскалился и жжет череп изнутри. Он хотел позвать медсестру, но не стал, потому что она внушала ему робость. Головная боль стала постепенно стихать. Снаружи донеслись звонки «скорой помощи»
[11]
, сворачивавшей с Принс-оф-Уэллс-драйв во двор больницы.
— Возможно, ему просто нравились звуки звонков, — пробормотал он и заснул.
Разбудили его громкие голоса из коридора. Он слышал, как старшая медсестра с кем-то спорит на повышенных тонах, а Мендель столь же горячо ей возражает. Затем распахнулась дверь, и кто-то включил свет. Смайли часто заморгал, сел в постели, прищурился и посмотрел на часы. Без четверти шесть. Мендель что-то говорил ему, почти кричал. Что он пытался ему сообщить? Что-то про мост Баттерси… Про речную полицию… Пропал со вчерашнего вечера… Смайли окончательно сбросил с себя сон. Адам Скарр был найден мертвым.
Глава 10
Рассказ девственницы
Мендель водил машину очень хорошо, но с тем ученическим педантизмом, который наверняка позабавил бы Смайли. Движение по Уэйбридж-роуд было, как всегда, почти парализовано. Мендель ненавидел владельцев автомобилей. Дайте мужчине собственную машину, и он оставит все свои человеческие качества вместе со здравым смыслом в гараже. Причем это никак не было связано с личностными особенностями. Ему доводилось видеть, например, как епископ в пурпурной мантии мчался на скорости семьдесят миль в час через оживленный жилой район, пугая пешеходов до смерти. Но машина Смайли ему нравилась. Он с удовольствием отмечал, какая она ухоженная, как продуманно Смайли поставил самое необходимое дополнительное оборудование — зеркала по бокам, лампочку, включавшуюся, если нужно было сдать назад.
Ему вообще были симпатичны люди, следившие за своими вещами и никогда не бросавшие начатого дела. Ему нравились дотошность и точность. Взялся — доведи до конца. Как этот убийца. Что сказал о нем Скарр? Молодой, но хладнокровный. Невозмутимее камня. Менделю был знаком этот тип, а теперь и Скарр с ним познакомился, даже слишком близко. Он представлял безжалостные глаза на молодом лице убийцы. Это не взгляд бешеного зверя, не бессмысленная ухмылка маньяка, а глаза, исполненные чувства собственного превосходства, уже не раз проверенного и доказанного на практике. Такое не приходит с военным опытом. Постоянное соседство со смертью на войне тоже дает опыт, но совершенно другого рода. А вот убежденность в своей непогрешимой эффективности и преимуществе над жертвой, живущая в сердце профессионального убийцы, — это гораздо опаснее. Да, Менделю доводилось сталкиваться с таким человеком прежде. Он помнил его. Тот сразу бросался в глаза на фоне остальных членов банды. Глаза бесцветные и почти лишенные всякого выражения. Никогда не улыбавшиеся. Он был действительно невозмутимее камня, причем именно поэтому пользовался, как ни странно, успехом у молоденьких девушек.
Гибель Скарра испугала Менделя всерьез. Он взял со Смайли слово, что тот не отправится к себе на Байуотер-стрит, если его выпишут из больницы. Была надежда, хотя и слабая, что противник уже считает его мертвым. Смерть Скарра свидетельствовала об одном: убийца все еще находился в Англии и тоже стремился подчистить за собой.
«Когда я оправлюсь, — сказал Смайли прошлым вечером, — мы должны будем снова выманить мышку из норки. Поманим ее кусочком сыра».
И Мендель знал, кто станет этим кусочком сыра: сам Смайли. Впрочем, если они не заблуждались относительно мотивов убийцы, то была еще одна приманка: жена Феннана. Если вдуматься, тот факт, что она до сих пор жива, красноречиво свидетельствует не в ее пользу. Но Мендель сразу пристыдил себя за такие мысли и снова переключился на размышления о Смайли.
Странный маленький упрямец, таким он ему виделся. И напоминал одного толстого паренька, с которым Мендель играл в футбол еще школьником. Не способный быстро бегать, не умевший точно бить по мячу, полуслепой, он все равно вкладывал в игру всю душу, все усердие и уходил с поля совершенно изможденный приложенными усилиями. А ведь он еще пытался боксировать. Выходил на ринг, широко расставив руки, и размахивал ими в пустоте, а рефери останавливал бой, только когда паренек уже валялся на помосте почти без сознания. Но при этом мальчишка был чертовски умен.
